Русалка и миссис Хэнкок. Имоджен Гермес Гауэр
и девочки, разобравшись в полутьме, где чьи туфельки, входят за ним следом. Капитан Джонс уже положил парусиновый куль на стол. По складкам ткани видно, что в нем находится какой-то твердый предмет. Не тяжелее курицы и достаточно маленький, чтобы мужчина мог спокойно его нести под мышкой. Да как это может стоить столько же, сколько двухмачтовое торговое судно вкупе со всем товаром, за которым оно было отправлено?
Мистер Хэнкок чувствует, как девочки позади него подвигаются поближе одна к другой: они вечно льнут, жмутся друг к дружке, точно котята, оставленные матерью. Он слышит осторожный шорох, – верно, Бригитта сжимает локоть Сьюки. Как жаль, что рядом с ним нет доброго друга, который бы ободряюще дотронулся до его руки. Мистер Хэнкок со вздохом расправляет плечи.
– Во время своих путешествий, – начинает капитан Джонс, – я видел великое множество странных вещей. Вы и близко вообразить не можете, милые барышни, до чего странных. Я видел коров с шеями, длинными, как высокое дерево. Видел китаянок обычного роста, но со ступнями не больше сдобных булочек. Видел…
– Довольно, – перебивает мистер Хэнкок.
– Это в мешке лежит, да? – спрашивает Сьюки.
– Вы чрезвычайно проницательны, юная барышня. – Капитан Джонс внимательно всматривается в лица своих зрителей и вздыхает. – Ну хорошо. Давайте перейдем к делу. Когда вы увидите диво дивное, что я вам привез, вы просто ахнете.
Он бережно стягивает парусиновый мешок со своего сокровища, и поначалу они не понимают, что за предмет такой перед ними. Нечто бурое и сморщенное, как забытое моченое яблоко на дне бочки; или как давно умершие крысы, каких мистер Хэнкок однажды обнаружил в полости кирпичной кухонной стены, – мумифицировавшиеся трупики, чья иссохшая кожа растрескивалась при нажатии пальцем.
Какое-то существо размером с младенца. И как у младенца, у него трогательно-узкая грудная клетка, большая голова и крохотные кулачки, поднесенные к подбородку. Но на этом сходство заканчивается.
Ибо ни у одного младенца на свете не может быть таких жутких когтей и такого злобного оскала, обнажающего острые клыки. И ни у одного младенца на свете не может быть рыбьего хвоста вместо ног.
– Я купил эту крошку у голландца, которого повстречал на Макао, – сообщает капитан Джонс. – А тот, в свою очередь, – у японских рыбаков, поймавших ее живьем. Жаль, что она не выжила.
– Злобная тварь, – говорит Сьюки.
– С чего ты взяла?
– Я же вижу.
Ко времени, когда Сьюки ляжет спать, она забудет, что существо – мертвое. В ее воображении оно уже корчится от ярости, скребет когтями по краю круглого аквариума, пытаясь выбраться, бешено хлещет по воде хвостом от бессилия. Она знает точно, как если бы видела собственными глазами, что в море у берегов Явы кишат тысячи таких вот созданий; она слышит их пронзительные, хриплые крики и чувствует их злобу.
– Ну, теперь-то она не опасна, – говорит капитан Джонс, но Сьюки неподвижно таращится на него. Он разводит ладони в стороны. – Я же перевез ее через