Русалка и миссис Хэнкок. Имоджен Гермес Гауэр
прекрасной лицом и станом, нет нужды украшать себя затейливыми нарядами. Она движется легко и вольно, как нимфа, в своем тонком, струистом одеянии.
– Ну вот, все оказалось гораздо проще, чем я предполагала, – поздравляет она себя, присев на корточки перед туалетным столиком, брошенным посреди гардеробной, и легкими касаниями пальцев нанося румяна на щеки. Она чрезвычайно собой довольна и нисколько не сожалеет об отсутствии компаньонки.
Белла Фортескью, когда Анжелика садится к ней в карету, лишь раз изумленно хмыкает при виде полупрозрачного платья.
– Ох, Джелли, какое… гм… откровенное… – неловко бормочет она, в любых обстоятельствах сохраняющая природную деликатность.
Она миниатюрная женщина с желтовато-карими глазами, уже десять или более лет прослужившая в войсках Киприды. У нее круглое лицо с острым подбородком, маленький приплюснутый нос, как у ребенка, и по-детски пухлые, опрятные ручки. Мужчин безудержно привлекает такая вот трогательная серьезность облика, но любой, кто близко познакомится с Беллой, ожидая, что и во всех прочих отношениях она сущее дитя, останется глубоко разочарован. Ибо даже в свои шестнадцать Белла умела себя поставить, а теперь, будучи взрослой женщиной, она вообще недосягаема для простого смертного. Высокоумный граф, обустроивший для нее дом и составивший для нее библиотеку, до сих пор робко испрашивает позволения лечь с ней в постель.
– Ты про платье? – Анжелика пощипывает белый муслин, держащийся на теле благодаря тонюсеньким шнуркам. – Самая практичная одежда, какую я носила когда-либо. Такая простая, такая легкая.
– Такая простая и легкая, что ее будто и нет вовсе.
– Я, бывало, и пооткровеннее одевалась.
– Но не для прогулки же по городу.
Анжелика вздергивает подбородок.
– Ах, дорогая моя, – сердечно говорит Белла Фортескью. – Я очень рада видеть, что ты стала собой прежней. – Пребывая в глубоком отчаянии после своей утраты, Анжелика однажды позволила себе горько расплакаться в присутствии подруги – и очень зря, потому что теперь Белла пристально в нее вглядывается, ища признаки горя на лице, и кладет ладонь ей на руку. – Ты уже оправилась от удара, надеюсь?
– О, полностью! – Ход у кареты гладкий, почти бесшумный; внутри она обита розовым шелком, и женщины в ней что жемчужины в устричной раковине; маленькие окошки занавешены, но Анжелика отодвигает шторку и выглядывает наружу, когда они катят мимо роскошных особняков Пиккадилли. – Кто сейчас в городе, Белла? Рассказывай. Мне не терпится поскорее восстановить связи со старыми знакомыми.
– Пока все тихо. Парламент еще не собрался; никто из особ, достойных внимания, не вернулся на светский сезон. Ты вполне могла бы провести побольше времени в уединении, если твои нервы…
Заботливость Беллы начинает раздражать не на шутку.
– Но я же здесь, верно? Возможно, мне и лучше показаться в городе прежде, чем народ повалит толпой; не люблю являться последней.
– Никто