Нефертити, или Прекрасная пришла. Валентина Нестерова
ничего не должен.
– Тогда Нил станет цвета крови. А я отец ему…
– То, что завоевали твой прадед и дед, спасти может только…
– Что?
– Единый бог.
– Но у нас только главных… девять! А повседневным счёта нет. Вдруг взбунтуются? – упавшим голосом заметил фараон.
– Ты сам мне говорил неоднократно, что тысячи богов крадут у тебя власть. Но кто их видел? Один бог Ра сияет нам с небес…
– Жрецы восстанут.
– Жрецы… за власть и стол послужат и Атону! А люди… их не любят.
– Не любят, но боятся. А страх… убивает не только чувства, но и разум.
– Без страха люди не умеют жить. И все же, согласись подумать. А сейчас хочу войти в свой храм.
– Но там ещё груда камней…
– Камни Египта податливы, как плоть влюблённой женщины…
Аменхотеп Третий не мог отказать просьбам своей ненаглядной жены. И царственная чета обогнула дворец с востока, чтобы увидеть, как происходит самое чудное чудо – превращение горы в храм.
Работы уже заканчивались, но строителей ещё было столько, сколько скелетов животных послужили образованию белых гор.
Люди, запорошенные известковой пудрой, сами были похожи на камни, двигались по какому-то только им понятному маршруту, не мешая друг другу и себе выполнять заданную работу.
Многометровые колонны шлифовались пластинами крокодильей кожи. На каменных заготовках размечались столешницы алтарей.
Кирки, пилы, зубила, полые медные трубки, скребки – исполняли своё предназначение в умелых руках.
– Эти мягкие горы созданы богом, чтобы воспеть в камне его сыновей, – раскатисто пропел Аменхотеп Третий.
– И дочерей, – уточнила Тэйе.
– Одну дочь. Тебя!
– У солнца меньше лучей, чем у твоих подданных рук, – польстила мужу царица.
– Смотри, как сладострастно мальчишка режет камень, – обнял супругу Аменхотеп Третий, показывая на подмастерье лет десяти, усердно, с высунутым языком, пытающегося что-то вырезать из золотистого песчаника.
– Как тебя зовут, и что ты делаешь? – медовым голосом спросила Тэйе.
– Я – Тутмос. А это, – поднял кудрявую голову юный скульптор и показал глазами, зрачки которых чуть не выпрыгнули наружу, на бесформенный еще кусок камня, – это котенок…
– Похож на Солнечного Сыночка Нефертити, – навострилась царица.
– Кажется, её так зовут, – опустил глаза мальчишка, но не смог сдержать чувств, – она красивая.
– Ты видишь красоту? – приподнял пальцем подбородок Тутмоса эстетствующий фараон.
– Мои пальцы видят.
– А ты чей? – поинтересовалась Тэйе, чувствуя в ребенке «породу».
– Я – сын гарема Тутмоса Четвертого, – в голосе мальчишки зазвучала гордость.
– Тебя назвали в честь моего отца? – переспросил Аменхотеп.
– Возможно, он твой брат, – промурлыкала Тэйе.
– В гареме сказали, мои руки прокормят меня, –