Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
на мерзавца.
– Тебе снова неймется? И думать забудь, висельник, вот в городе будешь – там и промышляй.
Но Пеппо спокойно принялся за еду:
– Я по карманам шустрить и не затеваю. Больше незачем.
Годелот лишь скептически скривился, однако тетивщик почувствовал недоверие шотландца, раздраженно сдвинул брови и щелкнул пальцами по своей потрепанной весте.
– Да не для себя я старался, Мак-Рорк. Я и на гроши прожить могу, невелика птица. Не хочешь – не верь, но и я кое-что о совести слыхал. Только вот, когда на глазах мать умирает – не до Господних тут заповедей.
Кирасир промолчал и принялся ожесточенно разламывать хворост. Крыть было нечем, а где-то на дне души вдобавок зашевелилось прежде незнакомое неприятное чувство.
Он всегда незатейливо мерил других по себе. Ну, а как иначе? Только вот вправе ли он, выросший под надежным крылом отца, осуждать этого мошенника, никогда не зная и горсти его забот?
Пастор не раз пытался растолковать Годелоту значение слова «ханжество». Юнец так и эдак выворачивал звучное словечко, не понимая его смысла до конца. А сейчас слово само всплыло в памяти, и кирасир отчетливо понял – это оно и есть. То самое, чем он, словно щитом, отгораживается от несносного Пеппо, возомнив себя лучше и чище этого слепого, одинокого, отчаянного парня.
– Ладно, не кипятись, – промолвил он наконец, – прости, не по злобе сболтнул.
Пеппо лишь пожал плечами. Он, конечно, вовсе не собирался сознаваться, но сам прекрасно понимал, что огрызается более по привычке. Отчего-то грубоватая прямолинейность шотландца не вызывала в нем обычного ожесточения. Скоро их пути разойдутся, но – тут Пеппо мысленно улыбнулся – пожалуй, слово «шельмец» не такое уж обидное….
***
Два часа спустя отдохнувший вороной с двумя всадниками уже приближался к деревне Гуэрче. Небо выцвело от сгущавшегося зноя, дубы негромко бормотали тяжкими резными кронами, а тракт курился неоседающей пылью от часто проезжавших телег. Массивные, настежь распахнутые сельские ворота с основательными петлями и широкая утоптанная улица обличали, что в здешних краях заправляет светский зажиточный вельможа. Крепкие частоколы подворий, свежий камыш на крышах домов и хорошо кормленные волы радовали глаз – нищеты в Гуэрче не знали.
Ярмарку попутчики отыскали быстро: праздничная неделя всегда делает рыночную площадь сердцем любого местечка, а если селянам есть, что продать заезжим, да еще у самих найдется монета на привезенный товар – тут не грех забыть недавние склоки и отвести неизбалованную радостями душу.
Но неугомонный Пеппо не дал Годелоту как следует осмотреться в шумной и живописной толчее. Прислушавшись, он негромко проговорил:
– Вон там скоморохи толпу веселят. Туда-то нам и нужно.
Годелот удивился, но его снедало любопытство – как прохвост собирается добыть денег, если и правда, не воровством? А посему он безропотно