Теща. Виктор Улин
с нею в туалете, я попытался получить привычное, глядя на Танины круглые темные глаза и такие же круглые черные соски, на ее ровные белые ноги, соединяющиеся под еще более черным треугольником. Работал над собой, пытаясь представить то ее место, которое вряд ли чем отличалось от имевшегося у Костиной пионервожатой.
Не могу сказать, что у меня ничего не вышло – все вышло, как обычно, разве что заняло чуть дольше времени, поскольку мой организм находился в не самом лучшем состоянии после тесного контакта с частями тел одноклассниц в душном сумраке танцев.
Но, покачавшись несколько секунд на пике, я неожиданно испытал отвращение. Вернее, какую-то безразличную усталость от суррогатов.
Не сходя с места, я открепил молчаливую Авдеенко от двери, изорвал и спустил в унитаз. А потом посидел в туалете еще некоторое время, дожидаясь, пока бачок наполнится еще раз, чтобы надежно смылись клочки.
Вернувшись к себе, я прислушался к бормотанию телевизора, понял, что щит еще стоит, опустошил тайник и быстро разрезал в лапшу все крымские фотографии. Искрошил и смазанных купальщиц в расстегнутых лифчиках, и четкую Валеркину мать с почти голой грудью. Потом скользнул к окну и выбросил всю пригоршню в форточку.
Узкие полоски упали не сразу – подхваченные потоками воздуха, они всплыли вверх, закружились, разлетелись по двору.
Наутро я прошел по ним, как в июне по трупам поденок, угасших навсегда после танца вокруг фонарей.
Мои фотографические женщины ушли навсегда, им предстояло замениться на что-то новое.
Так произошел мой переход на следующий уровень.
Стоит отметить, что после каникул мы встретились с Авдеенко нежно. В тот год я еще не знал, что, лишившись вожделения, отношения между мужчиной и женщиной поднимаются на высоту истинной дружбы, но это было так.
Примерно то же самое, но по другим причинам и гораздо серьезнее, произошло со мной через четверть века. Но история моей страсти еще не дошла до нужной точки. Сейчас я вспоминаю восьмой класс.
Я достиг минимума синусоиды, но куда и когда она начнет подниматься, еще не знал.
Забегая очень сильно вперед, отмечу, что Таня ушла из моей жизни не навсегда. Точнее, появилась через двадцать восемь лет после того, как я ушел в 114-ю школу.
Она каким-то образом нашла мой телефон, позвонила и попросила встретиться по делу.
Я согласился; соседка по парте осталась единственным приятным воспоминанием о той школе – и она приехала ко мне в Институт, как оказалось удобнее обоим.
Стоял конец зимы, на Татьяне Борисовне – прежней Авдеенко, нынешней Шейх-Али – были толстые шерстяные колготки, да и вся она выглядела поблекшей, ей хотелось дать не сорок три года, а все пятьдесят.
Я узнал, что Таня доучилась на старом месте. Фамилия того, с кем она сидела в девятом и десятом классах, мне ничего не сказала; среднюю школу №9 я вычеркнул из памяти, годы 1966-1974 форматировал. Потом она поступила в Нефтяной институт, не поленилась пять лет ездить на другую