Либеральный архипелаг. Теория разнообразия и свободы. Чандран Кукатас
понимать под процветанием, следует отметить, что, во-первых, вопреки Аристотелю, процветание бывает разным, и что, во-вторых, вопреки Гоббсу, процветание не сводится к тому, чтобы избегать смерти и удовлетворять свои желания. Основу любого типа человеческого процветания составляет правильное поведение – поведение, отвечающее требованиям совести.
Если существуют какие-либо фундаментальные человеческие интересы, то как минимум таким интересом будет стремление жить в ладу со своей совестью. Едва ли не худшая участь, которая может выпасть на долю человека, – невозможность избежать поступков, совершаемых вопреки своей совести, т. е. невозможность делать то, что представляется правильным. Этот интерес присущ аборигенам в далекой Австралии, самураям XV в., представителям народности ибо, католикам-ирландцам из современного Дублина, евреям-хасидам из Нью-Йорка и членам техасской секты «Ветвь Давидова». И хотя все эти люди сильно различаются в понимании того, что правильно, а что – нет (хотя признаваемые ими ценности в значительной степени могут совпадать), и вынуждены признавать – в тех случаях, когда живут рядом друг с другом, – что их ценности не всегда позволяют им сосуществовать без некоторых уступок, все они разделяют единый интерес к тому, чтобы иметь возможность следовать своей совести.
Это соображение тесно связано с другим, имеющим особое значение для людей: идеей о том, как важно, чтобы в жизни имелся какой-либо смысл. Не то чтобы каждый человек занят поиском смысла жизни, или находит смысл в своей собственной жизни, или стремится к такой жизни, которую можно назвать осмысленной. На самом деле все гораздо прозаичнее. Как правило, люди видят в своей жизни нечто большее, чем случайную последовательность событий или эпизодов, не связанных каким-либо смыслом или целью. Жизнь, которую стоит прожить, не состоит из одних только удовольствий[115]. Одиссей отверг предложение Калипсо о бессмертной жизни на Огигии в частности из-за того, что перспектива вечной скуки наполняла его отчаянием, а кроме того, потому, что его жизнь была тесно связана с чувством долга, требовавшим от него вернуться на Итаку, в свое царство. Тут важно то, что человек связывает смысл жизни с представлениями о том, как жить правильно. Именно поэтому люди заинтересованы в том, чтобы иметь возможность поступать так, как они считают правильным – делать то, что диктует им совесть[116].
В той степени, в какой люди вынуждены делить общую среду обитания – или не в состоянии этого избежать, – они имеют еще один общий интерес: интерес к тому, чтобы уладить конфликт ценностей[117]. Но даже это является лишь следствием важности их более фундаментального интереса к возможности жить по совести, поскольку такая возможность является sine qua non[118] человеческого процветания.
Из этого можно сделать вывод, что люди реально заинтересованы не сколько в возможности поступать правильно, столько в том, чтобы действительно поступать
С этим может согласиться даже утилитарист гедонистического толка. См., например, рассуждения Питера Сингера о том, как мы стремимся найти смысл в своей жизни, пытаясь связать ее с каким-нибудь делом, более великим, чем мы сами: Singer (1997).
Опять же это не означает, что совесть не может ошибаться или что люди всегда обладают четким пониманием того, что хорошо и что плохо. Так, в повести Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна» Гек мучается из-за того, что совесть требует от него выдать его друга, беглого раба Джима. Гек не в состоянии противиться тому, что он считает дурным стремлением, и потому не выдает Джима, для себя объясняя это своей испорченностью! Этот пример мне подсказал Джо Каренс.
Собственно, это может быть совершенно новый интерес, если мы наблюдаем – и претерпеваем – глобализацию культуры, которая призывает нас к переоценке основы, на которой зиждется человечество. См.: Moses (1995).
Обязательное условие (