Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало. Евгений Леонардович Бочковский
Бога, Холмс! – взмолился я. – Скажите, что вам уже хотя бы чуточку лучше.
– В каком смысле?
– Ну, что вы уже можете хоть немножечко не злиться на меня.
– Ах, вы об этом! – усмехнулся мой благородный друг. – Пустяки. Видимо, придется свыкнуться с тем, что красивые истории на бумаге и ситуации из жизни – слишком разные вещи. Взять хоть ваш рассказ. Вы не только изобрели свой детективный метод…
– Дедуктивный.
– Пусть так. Вы еще и превосходно описали его, и я никак не возьму в голову, почему, Ватсон, когда доходит до дела, его применение вами на практике приводит к столь непредсказуемым результатам. Кстати, когда возьметесь за "Союз рыжих"…
– То есть как? – сердце мое в ответ на эти ожидания упало к ногам.
– Но вы же, надеюсь, не собираетесь ограничиться единственным рассказом? Тем более, когда у вас, по крайней мере, в теории все так здорово получается. Так вот, про сегодняшний эпизод с моей покраской упоминать не стоит. Ни к чему.
7. Из записей инспектора Лестрейда
10 августа 1891
Переполняемый такими разными мыслями и так и не склонившийся в пользу какой-то одной линии я добрался до адреса, популярности которого ныне в Лондоне не уступают разве что Букингемский дворец и Вестминстер. После чопорного сообщения, что меня примут через несколько минут, пришлось дожидаться в небольшой прихожей, радуясь, что столь скромному гостю позволили явиться без предварительной записи. Затем хозяйка квартиры, благообразная женщина преклонных лет довольно чинно препроводила меня в гостиную. Атмосфера торжественной церемонности, охватывающая буквально с порога, вызвала мысль, что в упомянутых выше аудиенциях едва ли мне пришлось бы столкнуться с большей напыщенностью.
Когда я вошел, оба этих господина находились ровно в тех местах и позах, что упоминались в героическом эпосе, вышедшем в "Стрэнде" месяц назад. Рассказ носил соответствующее скандальное название и упоминал малоизвестную местность на континенте. Похоже, прототипы были очарованы списанными с них персонажами не меньше рядового обывателя. И похоже, из его содержания у них создалось ощущение, что оба героя эти самые места и позы никогда не покидают. Те же кресла у камина, тот же глубокомысленный обмен репликами. Читатель, увидев такую картину, непременно восхитился бы ее абсолютной тождественностью с тем, как это описал Конан Дойл, и даже воскликнул бы, что герои словно сошли сюда со страниц любимых рассказов, или же наоборот, что автор удивительно точно, подметив все до малейшей детали, перенес их в свое повествование. Я же выражусь проще. Оба этих субъекта, польщенные эффектностью своих литературных образов, теперь, распираемые самодовольством, изо всех сил копировали своих персонажей, гнались за их успехом, стараясь ухватить то немногое, что лежало на поверхности, и потому было ими хоть как-то понято и воспринято как важное, а именно все сплошь внешние признаки, манера поведения и тому подобное. Своим механическим подражанием