Китовая пристань. Наследие атамана Пугачёва. На основании записок действительного статского советника по полицейской части Тулина Евграфа Михайловича. Георгий и Ольга Арси
Хлопуша.
– Ох уж эти губернаторы, больше нет у них заботы, кроме той, что ноздри рвать. Любят они людей кнутьём бить, – спокойно заявил «Император» и распечатал переданные указы.
Посмотрел то один, то второй. Затем взял третий и четвёртый. Некоторое время подержал их в руках и вызвав ближнего человека, приказал их сжечь без остатка.
– Ну и что, Хлопуша, как поступим? В Оренбург вернёшься, к губернатору, с докладом о нашем войске или мне служить будешь? – уточнил Пугачёв, переглянувшись с одним из атаманов.
– Нет, ваше Величество, в Оренбург не вернусь. Зачем мне, батюшка, обратно? Повесят! Желаю вашему Величеству служить!
– Ну, что? Дельно. Оставайся, пригодишься. Послужишь свободному народу. Деньги-то у тебя есть на жизнь? – уточнил «Император», довольно улыбнувшись.
– Четыре алтына имею. Губернатор жаловал перед отправкой на войну с вами. Сказывал, ни в чём себе не отказывать! Тратить не жалея и с размахом. Сказал так: «На один алтын найми войско против бунтовщиков, на пол алтына – одень, обуй войско. На пол алтына вооружи и пушек прикупи, на третий алтын напои и накорми. Четвёртый алтын на всякий случай, особо не трать. После победы, остатки от него, в казну вернёшь», – очень серьёзно ответил каторжный.
– Вот балабол! – заявил Пугачёв, под смех сидящих, рядом с ним, атаманов.
– Есть такой грешок, не скрою, – с улыбкой заявил Хлопуша.
– На вот семь рублей. Купи одежонку. Если деньга кончится и хлеба не будет у тебя, приходи. Всё пока. Ступай с Богом. Найди себе место в войске, – сказал «Император» и приказал одному из атаманов взять Хлопушу к себе в порядки.
Прошло несколько дней. За это время войско переместилось ближе к Оренбургу. Да так, что город был как на ладони. Хлопуша от нечего делать слонялся по лагерю, ища себе достойное применение. Вдруг к нему подбежал один из атаманов «Императора». Приказал схватить его и привязать к пороховым ящикам, обвинив его в том, что тот ходит и вынюхивает сколько в войске пороху и пушек. Приказал соорудить виселицу, с тем, чтобы немедля повесить предателя и лазутчика. При этом его неоднократно ближние казаки атамана просили сознаться в своих злых и предательских намерениях. Однако Хлопуша не стал даже разговаривать с палачами. Дерзко плюнул себе под ноги, не соглашаясь с обвинением. Но оправдываться не стал, посчитав оправдания ниже своего достоинства. Несколько часов его держали на привязи, пугая страшными карами и угрозами. Вначале, каторжник, материл своих охранников, пускаясь во все тяжкие. Затем замолчал, устав от злобства. Но перед тем, как прекратить свой матерный разговор, гордо и независимо сказал: «Вот что, братушки, делайте, как душа ваша желает. Уже и не знаю, где на этом свете правда есть. Губернаторские слуги ноздри выдрали и клейма на мне поставили, как на собаке. Вы вешаете, почём зря. Поступайте, как вам совесть позволяет. Больше мне нечего сказать вам. Бог вас рассудит, зверей».
Или его слова сыграли роль,