Фантомный бес. Александр Кацура
я считала себя гражданкой мира. Нет. Скорее, я гражданка русско-английская. Или, если хотите, подданная. Я любила царя. И вполне тепло отношусь к королю.
– Потрясающе! – воскликнул Уэллс. – Грандиозно! Такого я еще не слышал.
– А что тут такого? – удивилась Мура. – По-моему, это ясно и просто.
– О, Мура! Все сложное для вас просто. Вы – чудо.
– Спасибо, дорогой Герберт. – Но могу добавить, что я не хотела бы жить во Франции. Заехать в Париж – это одно. Но жить? Французы немного не по мне. Уж тем более не хотела бы в Германии. Я все про нее знаю. Впрочем, есть еще одна страна, в которой я могла бы затормозить. Знаете какая?
– И какая же?
– Разумеется, Италия. Знаете почему?
– Ну, Италия…
– Нет, тут любопытны детали. Я вам скажу. Я испытываю приязнь, например, к Марку Аврелию. И к товарищу Данте Алигьери. К Давиду во Флоренции. К оливковым рощам. К Верди и Карузо, само собой. И, как ни странно, к Гарибальди. Наконец, я обожаю неаполитанские песни. Горький, кстати, разделяет эти мои чувства. Он очень любит Италию.
– Ну да, – сказал Уэллс. Он смотрел на Муру зачарованно.
– Вот бы нам троим туда смотаться! Каково?
– Оу! – сказал Уэллс. Было видно, что он не находит слов.
– Знаете, у Маяковского… вы ведь слышали это имя?
– Слышал, – сказал Уэллс.
– Так вот, у него есть строки о том, где он хотел бы встретить смерть:
Я хотел бы жить и умереть в Париже,
Если б не было такой земли – Москва.
Вот и я так. Но с одной поправкой. Умирать я бы поехала в Италию.
– Что ж, это красивый выбор. Не все на такую внутреннюю смелость способны – даже в мечтах. Впрочем, от краха вашей сегодняшней жизни куда только мысленно не сбежишь!
– Ага! Вы все-таки признаете, что в стране – крах?
– Разве я спорю? Это сегодня. Но ведь существует и завтра. Сегодня – мрак. Завтра – свет. Такое возможно?
– Хотелось бы!
– Сегодня трудно. Понимаю. Но ведь надо выползать. Или как?
– Вот и напишите об этом книгу. О нашей нынешней жизни. Во-первых, мир просветите. А то он обалдел. Не понимает, что тут у нас и как. Во-вторых, может, и нам что-то подскажете?
– Собственно, с этой целью я и приехал.
– Понимаю. Но я вам уже название придумала. Оно очевидно – «Россия во мгле».
– Это поразительно! – прошептал Уэллс. – Примерно так я собирался назвать свои заметки.
– Вот видите! – спокойно сказала Мура. – Иногда мы с вами мыслим одинаково.
– Удивительно! – повторил Уэллс.
– Итак, Россия во мгле. Кстати, моя комната, опочивальня свободной женщины, тоже бывает во мгле. Но несколько иной. Примерно вот так, – сказала Мура и потушила лампу.
Уэллс уехал. Уехал в прекрасном настроении, почти счастливый. И разоренная страна даже начала ему нравиться. Сначала он направился в Москву, на беседу к Ленину (который писателя, по его собственным словам, очаровал), а потом к себе в Лондон.
А в Петрограде все покатилось по-старому, даже хуже.
Квартиру