Кукурузный Человек. Анатолий Люсин
бубонной чумой и СПИДом, распустившихся иллюзией первородного права, оккупированных светскими мусульманами – территорий… предпочитают серые линии абстрактных тонов, в своем интеллектуальном праве выбора наполнения домашнего гардероба, покупая пепельного цвета бушлаты, сшитые итальянскими нитями дизайнерских семяизвержений, ручной работы, с высоким воротником и, брильянтовыми манжетами на рукавах.
Маст-хэв этого сезона: ID-карта; несколько тысяч марокканских франков, свернутых в трубочку, и туго перевязанные гуттаперчевым телом колючей проволоки, снятой со стен послевоенного Освенцима, символично отложенные на право твоих католических похорон; и ценные твоей запрограммированной на суицид памяти, твои личные вещи: роман Уильяма Пауэлла; дизайнерская майка, посредственного цвета иранской вишни, с принтом картины Сальвадора Дали: «Частичное помрачение. Шесть явлений Ленина на рояле»; виниловая пластинка британских панков «Эксплуатируемые»; шестой студийный альбом лондонской рок группы «Королева»; коллекционная ретро-фотография Люсиль Болл, с автографом кинодивы; примотанный изолентой к ноге «чекистский» маузер, выгравированный золотыми вставками и брильянтовой вязью библейских цитат по всему периметру боевого пистолета, головоломка Эрне Рубика …
Психосоматика судьбы, переслащенная случайными встречами с городскими жителями, бегущих на Север, от нищеты и порока, из депрессивных моногородов своей беспечной юности и, развращенного детства, с прическами а-ля американская поп-звезда; потерянное навсегда – поколение, чье детство пришлось на поп-панк по Эм-ти-ви; у них такие старые и серые лица, воспаленные гниющие синяки под глазами и кровоточащие десна, будто вымоченные в яблочном уксусе – розово-лавандовые… Я видел их в своих религиозных снах; они улетали бесполыми коллаборационистами в оголенный проповедью антиглобализма леворадикальный космос, растворяясь карамельной нугой на кончиках пальцев безработных Вашингтона, незамеченной смертью ирландских патриотов из ИРА на опустевших улицах послевоенного Белфаста, где, на протяжении десяти лет, суровая британская зима, уносила с собой порядка двадцати пяти тысяч порочных североирландских бродяг …
Смерти – нет! И я снова переписываю в своей кукурузной голове окружившую меня, смогом истлевшего утра – реальность… где, мертвое общество пост-потребительской эры, плотно сидящее на игле суицидальной пустоты социальных сетей – глухонемые озлобленные первопроходцы в опустевшем саду Эдема, Черные Полковники в масках фейскини, разжигают костры скандинавских мореходов на непроснувшихся центральных площадях мира, сжигая, как восковые фигуры, христианские церкви Пакистана, радиоактивным пеплом начала IIIWW… На переспелых знаменах исламского террора; во время Пасхальной недели …
У моего Государства; моей конфедерации, унитарного государства, мусульманской республики Без названия, есть свой флаг; и он опять – вне закона.
Мой призрачный