«…Ñын Музы, Ðполлонов избранник…». Статьи, ÑÑÑе, заметки о личноÑти и творчеÑтве Ð. С. Пушкина. Коллектив авторов
не известно, как неизвестно и то, находится ли еще в живых младшая дочь Наталии Николаевны, Елизавета Ланская.
Во всяком случае, интимная жизнь величайшего русского поэта ныне освещена в таких подробностях, что едва ли опубликование писем к нему жены могло бы почитаться ныне неуместною нескромностью.
Откровенно говоря, зная по литературе и изустным преданиям характер Наталии Николаевны, трудно ожидать от ее писем, – несомненно, на французском языке, чем всегда обусловливается некоторая шаблонность этого рода документов, – каких-либо новых откровений о личности поэта или даже о характере существовавших между супругами отношений.
Но все же «жена Пушкина» – это титул, который дает русскому обществу право на любознательность относительно нее, быть может, и повышенную: самый дорогой Пушкину человек, если бы и не представлял самодовлеющего значения, получает его, как планета, светящая отраженным светом.
Это хорошо понимала, по-видимому, Софья Андреевна Толстая{141}, имевшая мужество предать гласности всю свою переписку с великим мужем своим, за что русские люди могут быть только искренно ей признательными.
Будем же ожидать, что и великий пробел в области пушкиноведения восполнится в ближайшее же время, независимо от того, жива или нет г-жа Елизавета Ланская.
Два слова о Великом
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня вся сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгуз, и друг степей калмык[60].
Исполнилось ли этот пророчество Пушкина о самом себе?
Надо иметь мужество ответить на этот вопрос категорически:
– Нет!
Тяжелые условия русской жизни выражались, между прочим, и в роковой необходимости бороться с отрицательными сторонами огромной протяженности государства, ставившей препятствия даже распространению в народе грамотности.
Где же тут было думать о популяризации Пушкина среди народных масс, да еще инородческих!
Зато среди грамотной России имя Пушкина пользуется популярностью, какой могли бы позавидовать писатели с мировыми именами каждый у себя дома.
Имя Пушкина давно уже стало почти нарицательным. Что касается детей раннего возраста, то это положительно так, да и нам как-то прямо неловко величать его Александром Сергеевичем, и «даже величайшим русским поэтом»{142}.
Это потому, что не «величайший» он, а поэт вне сравнений, единственный.
И нет на Руси поэта, – истинного поэта, разумеется, – в котором не было бы хоть микроскопической дозы чего-то «от Пушкина».
Во дни величайшего апофеоза Виктора Гюго{143}, во Франции циркулировал анекдот.
Иностранец обращается к приятелю-парижанину с ироническим замечанием:
– Не мало ли, мол, для вашего Гюго только памятника? Не следовало ли бы переименовать в его честь Францию – в Гюгонию?
Ни на минуту не задумываясь и не моргнув глазом, парижанин
141
60
Цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» (1836)
142
143