Бироновщина. Василий Авенариус
кажется, нечего.
– Стыдиться нечего, но и хвалиться нечѣмъ: баронессѣ такая работа, во всякомъ случаѣ, не пристала.
– Да какая я баронесса! Чтобы поддержать свое баронство надо быть богатымъ. Есть и богатые Врангели; но мы изъ бѣдной линіи; отецъ мой управлялъ только чужимъ имѣніемъ.
– Чьимъ это?
– А Шуваловыхъ въ Тамбовской губерніи. Когда отецъ умеръ, насъ съ Дези взяли къ себѣ родные въ Лифляндію.
– Тоже Врангели?
– Да, но изъ богатыхъ. Смотрѣли y нихъ за молочнымъ хозяйствомъ мы сперва вмѣстѣ съ Дези… Ахъ, бѣдная, бѣдная Дези!
При воспоминаніи о покойной сестрѣ глаза Лилли увлажнились.
– Да, жаль ее, жаль, – сочла нужнымъ выказать свое сочувствіе Юліана. – Говорила я ей, чтобы не ходила она къ больному ребенку тафель-деккера, что не наше это вовсе дѣло. Нѣтъ, не послушалась, заразилась сама оспой, и уже на утро четвертаго или пятаго дня ее нашли мертвой въ постели.
– Значить, ночью при ней никого даже не было! – воскликнула дѣвочка, и углы рта y нея задергало.
– Лечилъ ее придворный докторъ, онъ же давалъ всѣ предписанія, и намъ съ тобой критиковать его заднимъ числомъ не приходится.
– Да я говорю не о докторѣ, а o другихъ…
Фрейлина насупилась и сама тоже покраснѣла.
– О какихъ другихъ? Если ты говоришь обо мнѣ…
– Ахъ, нѣтъ! Простите еще разъ! Но я такъ любила Дези, и здѣсь, въ Петербурга, y меня нѣтъ теперь больше никого, никого!
– А я, по твоему, никто? По волѣ принцессы, тебѣ отведена комната тутъ рядомъ съ моею, чтобы я могла подготовить тебя для Высочайшаго Двора. Въ душѣ грустить тебѣ не возбраняется, но догадываться о твоей грусти никто не долженъ; понимаешь?
– Понимаю…
– Ты, можетъ быть, не слышала также, что государыня въ послѣднее время много хвораетъ? Сказать между нами, она страшно боится смерти. Поэтому она не можетъ видѣть ни печальныхъ лицъ, ни траурныхъ платьевъ. У тебя, надѣюсь, есть и нарядныя свѣтлыя?
– Есть одно бѣлое кисейное, которое мнѣ сдѣлали на конфирмацію.
– Стало быть, недавно?
– На Вербной недѣлѣ.
– И длиннѣе, надѣюсь, этого?
– О, да. Кромѣ того, въ немъ оставлена еще и складка, чтобъ можно было выпустить.
– Прекрасно; посмотримъ. А перчатки y тебя есть?
– Только дорожныя вязанныя; но пальцы въ нихъ прорваны…
Губы Юліаны скосились досадливой усмѣшкой.
– Я, пожалуй, одолжу тебѣ пару свѣжихъ лайковыхъ.
– Да на что въ комнатахъ перчатки?
– А что же, ты съ такими гусиными лапами и пойдешь представляться принцессѣ?
Лилли смущенно взглянула на свои "гусиныя лапы" и спрятала ихъ за спину, а незабудковые глазки ея расширились отъ испуга.
– Ахъ, Богъ ты мой! И какъ я стану говорить съ принцессой?
– Сама ты только, смотри, не заговаривай; отвѣчай коротко на вопросы: "да, ваше высочество", "нѣтъ, ваше высочество".
– Я завяжу себѣ языкъ узломъ… Или этакъ тоже не говорится?
Гоффрейлина возвела