Девять. Анатолий Андреев
переживал в своей жизни. Жил, жил как белый человек – и в один момент меня сделали чёрной костью. Быдлом.
– Я не собирался никого унижать или оскорблять; это вообще писано не для тебя.
– Дозволь слово молвить. Я не желаю тебе счастья или несчастья; я хочу пожелать тебе другого: чтобы то, о чём здесь написано, стало стержнем и принципом твоей жизни. По идее, ты не должен быть против – если ты, конечно, не врал, когда писал.
– Я не врал.
– Очень хорошо. А я желаю убедиться в своей правоте – желаю полюбоваться, как будешь ты раздавлен накликанной катастрофой, ибо ты вызвал силы, которые лучше не будить… Давай заключим пари.
– Какое пари?
– Если ты прав, и я живу жизнь бессмысленную и ничтожную, то я готов пустить себе пулю в лоб. Я же планктон, верно? Ты – Платон, а я – планктон. А планктон измеряется не единицами. Счёт идёт на килограммы, тонны, кубические метры, футы. Коэффициент IQ – это к таким, как ты; мои параметры – рост метр девяносто, вес девяносто девять килограммов. У безмозглой половины человечества еще проще: девяносто – шестьдесят – девяносто. Но если выяснится, что прав я, тогда пусть пуля, пущенная твоей рукой, проломит твой уникальный черепок.
– Как это выяснится, как, Веня?
– Это выяснится само собой. Через девять лет. Секундантом у нас будет судьба. Дама почтенная, с репутацией безупречной. Возражения есть, господа?
Так сказал человек, который, по-моему, не имел никакого представления ни о судьбе, ни о счастье, ни о любви.
Но самое замечательное заключалось отнюдь не в этом; самым удивительным было то, что я – без раздумий – согласился и принял это дикое пари.
Пока без комментариев.
Казалось, он сделает это легко (я почему-то думал о себе в третьем лице): даст уговорить себя, убедить, что любовь к Ней прошла, исчерпала себя. Сколько же можно мучиться!
Он был уверен, что этот фокус, если приложить некоторые усилия, пройдет с любой женщиной. Как змея меняет кожу, так и он обновит строй чувств. И два условно печальных ангелоида под белы ручки стройными ногами вперед вынесут Её светлый облик из врат его души. Прощай, моя любовь. Это было незабываемо, детка.
Здравствуй, новая надежда.
Не тут-то было. Бесполезные уговоры с пошлым набором неотразимых аргументов уже смешили его, ибо он начинал понимать: эта кожа снимается вместе мясом.
Втайне изумляясь собственной невменяемости, он все больше и больше уважал себя, и обретал уверенность.
Именно катастрофа и петля вернули ему уверенность.
Он знал, что достоин любви вообще, Её любви в частности – как знал и то, что любви не будет.
Но с этим можно было жить. Можно.
Но вот стоило ли?
Именно в этот момент Веня бросил мне вызов, то самое треклятое пари.
Уже после того, как я принял его, я спросил:
«Веня, как я сделал предложение той женщине, с которой я сейчас живу и с которой собираюсь разводиться?»
«А ты не делал ей никакого предложения» (кривая загогулина).
«Каким