Исчезание. Жорж Перек
на кушетку. Зашел в ванную, увлажнил салфетку, вытер ею скулы, щеки, шею.
Пульс был учащенный. Жара в мансарде нестерпимая. Антей распахнул фрамугу и стал всматриваться в темень. Ветер принес свежесть и далекий смутный гул. Невдалеке, на башне, куранты выбили три удара, тяжелее, чем чугунный набат, глубже, чем медная рында, глуше, чем латунный бубенец. С канала Сен-Мартен раздался печальный плеск вслед уплывающей барже.
На раму фрамуги, цепляясь за стебелек, вскарабкалась весьма причудливая букашка с сиреневым тельцем, желтым жальцем; ни таракан и ни жук, эдакий древесный червяк с крыльями. Антей придвинулся, намереваясь резким движением пришлепнуть букашку; учуяв приближающуюся смерть, двукрылая тварь взмыла и исчезла в сумерках.
Антей выстучал на выступе фрамуги батальный марш. Раскрыл леденящий шкаф, взял пакет кефира, налил целый стакан и выпил. Перестал нервничать. Сел на кушетку, развернул газету и начал перелистывать ее вялыми пальцами. Закурил сигару и выкурил ее всю, невзирая на неприятный вкус. Закашлялся.
Включил приемник: зазвучали кубинская румба, затем самба, мазурка, хабанера, чардаш, вальс, сиртаки, кадриль и весьма измененный твист. Саша Дистель спел песню Ланзманна, Барбара – мадригал Брассенса, Стич-Рэндэл – арию из «Аиды».
Антей на минуту задремал и тут же встрепенулся, услышав, как ведущий начал передавать свежие вести. Факты были незначительны: трагический инцидент при сдаче в эксплуатацию виадука в Чили (тридцать две жертвы); нежелание принца Сианука лететь из Швейцарии в Америку; представленный и не принятый синдикатами президентский текст, призывающий нацию к примирению. Межплеменные стычки в Биафре, путч в Гвинее. Тайфун накрыл Нагасаки, ураган с красивым именем «Аманда» приближается к Тристан-да-Кунья, чье население эвакуируется силами авиации.
В заключение выпуска, результаты встречи на Кубке Дэвиса, где Сантана переиграл Айялу при счете: 6:3, 2:6, 3:6, 9:7, 7:5.
Антей выключил приемник. Свернулся в калачик на кушетке, замер, прислушиваясь к дыханию и высчитывая амплитуду раздувания легких; утратил к ним всякий интерес, умаялся лежать и сел. Направил мутный взгляд на интригующие рисунки, выявляющиеся и исчезающие на паркете, едва изменялся ракурс.
А там, временами, вычерчивался круг (чей периметр перечеркивали два диаметра): наведенный на мишень гигантский целик мушки, заклеенная крест-накрест дыра;
или из тумана выкатывался белый шар, выплывал гладкий пузырь, эдакий безглавый, безрукий, беспалый, дебелый царь;
или, на краткий миг, неуверенные, нечеткие штрихи сливались в две дуги (рисующие линию рта на театральных масках); те смыкались в кривую улыбку, ухмылку, гримасу, а затем растягивались, и из них – тщетным стремлением фантазии – вылезала разинутая в немеющем крике беззубая пасть;
или вдруг вылетал жирный шмель, на чьем чернеющем брюшке выделялся белый пушистый венчик.
Глава 2
анализирующая фантазии и заканчивающаяся на ахинее, галиматье и чуши
Фантазия блуждала. Чем