Публичные фигуры. Изобретение знаменитости (1750–1850). Антуан Лилти
старца – то улыбающееся, то искривленное недовольной гримасой – стало знакомым, привычным образом[35]. Гюберовский цикл, далекий от портретов классического типа и от карикатур в собственном смысле слова, подпитывал у публики чувство странной близости с Вольтером. Слава, возраст и положение изгнанника отдаляли его от публики, но обычные, повседневные занятия, которым, как она видела по картинам, он предавался, – подъем с постели, утренний туалет, завтрак, прогулка, – их сближали. Успех «Утра Вольтера» во многом объяснялся тем, что картина напоминала набросок, сделанный с натуры, живьем, так что у зрителя, смотрящего на нее, создавалось впечатление, что он украдкой пробрался в спальню великого писателя.
Кража и незаконное воспроизведение нечистоплотными дельцами картин со сценами из частной жизни знаменитости ради удовлетворения любопытства экзальтированной публики, чье поклонение кумиру сродни вуайеризму, – надо ли продолжать, чтобы мы увидели здесь механизмы, которые сегодня известны всем, а тогда существовали еще в зачаточной форме? Гнев Вольтера и реакция Гюбера показывают, что им был небезразличен результат работы этих механизмов: упрочат ли такие картины престиж фернейского философа или, наоборот, повредят его репутации? Два варианта гравюры «Утро Вольтера», один французский, другой английский, сопровождались ироническими стихами и наводили на мысль о карикатуре[36]. И поклонников Вольтера, и тех, кто желал над ним поиздеваться, занимали одни и те же гравюры. Интерес к ним тех и других был вызван ощущением, что им удалось проникнуть в покои философа и увидеть его истинные черты. Гюбер, который был не прочь поживиться за счет столь высокого спроса, советовал своим английским корреспондентам объявить о выходе гравюр как о «единственном способе увидеть подлинного Вольтера – подлинного во всех смыслах»[37]. Публике больше не нужны были стереотипные, взаимозаменяемые изображения; вместо них она хотела портретов, передающих сходство, которые давали бы ей доступ к отдельной, конкретной личности.
Вольтер и Жано
Именно эта двойственность, сочетание любопытства с восхищением, характеризует отношение к Вольтеру во время его визита в Париж. Не успел он подъехать к городским воротам, как его узнал один из стражников: «Черт возьми! Да это же господин Вольтер!» – воскликнул он[38]. Известие о приезде Вольтера в Париж тут же стало сенсацией. «Литературная корреспонденция», издание, всецело преданное великому философу, писала: «Даже появление призрака, пророка или апостола не вызвало бы такого удивления и восторга, какие произвел приезд господина Вольтера. Это маленькое чудо на какое-то время заслонило от нас все другие события»[39]. «Journal de Paris», первая французская ежедневная газета, основанная годом раньше, сообщала читателям, что появление Вольтера в столице стало настоящей «сенсацией»: «В кофейнях, театрах, клубах только о нем и говорят. Вы его видели? Вы его слышали?»
Гюбер даже ради забавы изобразил на одном листе лицо Вольтера в тридцати разных вариантах. Благодаря передаче разных выражений лица Вольтера его образ стал легко узнаваемым. Гудона эти рисунки вдохновили на создание статуи «Сидящий Вольтер».
См.: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b6947967d.r=voltaire+huber+lever.langfr
Apgar G.