Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
что пребывает в написании, то остается в недосказе».
Макс смотрит на бумажку, невесть как оказавшуюся в его кармане. Значит, в раздевалке кто-то перепутал свой кафтан с чужим и сунул ему эту нелепицу.
Он еще раз прочитал текст, пытаясь вникнуть в его смысл.
И в это время блик солнца словно откликнулся на темноликость написанного и ополоснул ее своим светом.
И Макс почему-то вспомнил коктебельского чудака Гамлета с его собакой Шекспиром. Как он – вот так зимой – сидел у него в его домишке и глядел на огонь, отгороженный однако от взора заслонкой.
Только та заслонка в двух местах то ли прогорела, то ли проржавела и в этих, проеденных неизвестностью отверстиях, и поигрывало пламя.
Гамлет и по части еды был причудником, и поскольку не был вегетарианцем, ел говядину, на манер шашлыка, с вязальных спиц.
И хотя щевный запах главенствовал над всеми прочими, но сам он сроду похлебного ничего не ел. Зато на скоромную жизнь, сползалась разная голодная челядь, начиная с собак, кончая кошками.
Шекспир на пришельцев никак не реагировал.
Зато терпеть не мог соседских кур, некоторые из которых из-за своего любопытства недосчитывались пучка перьев.
А вспомнил Гамлета Макс потому, что в чем-то он напоминал ему Мота. В обоих крылась какая-то изюминка непонятности, даже неоцененности, что ли.
Чаще всего эти люди, как кажется Волошину, становятся вот такими – отрешенными от мира сего – актерами или бродячими музыкантами.
Пройдя по одному осеннему скверу и ощутив при этом последождевое умиротворение, когда с ветвей каплет, а небеса начинают прояснятся, и пахнет не чем-то палым и прелым, а какой-то непонятной новизной, может, даже неведомыми цветами, дерзнувшими казать свой лик в преддверии зимы, Макс заметил, как какие-то две молодые дамочки, подхихикивая, то и дело оглядывались на него.
А рядом два старичка, все еще ютившиеся под зонтами, обсуждали, кажется, неудачные баталии прошлых лет.
Видимо, пьяный кучер спал на парковой скамье.
Почему он имел отношение к лошадям, можно было судить по кнуту, что лежал у него в головах.
– Может, он мертвый! – пискнула одна из дамочек и поцеловала его клювиком сложенного зонтика.
Пьяный поднялся стремительно и вдруг спросил:
– А где они?
– Кто? – почти в один голос отозвались дамочки.
– Лошади.
Макс свернул в боковую аллею.
Вновь стал накрапывать дождь, хотя солнце все еще продолжало посылать на землю свои лучи.
И тут заставил его встрепенуться топот ног.
Он обернулся.
Его нагонял однокурсник по фамилии Гладун.
– Пойдем! – закричал он.
– Куда? – поинтересовался Волошин.
– Ну ко всем нашим. Они…
Он осекся.
Макс глянул по направлении брошенного им взора и увидел приближающуюся к ним фигуру.
– Верблюд! – произнес Гладун и кинулся в аллейку-боковушку.
– Здравствуйте, Максимилиан Александрович! – произнес учитель, кажется, заряныпе от того, что думал и он, как Гладун, тоже бросится от него бежать.
Макс