Сезон медуз. Лев Рябчиков
корпункт.
– Нет, она скрылась в особнячке старой постройки…
Андрей Владимирович поднялся со стула и подошёл к окну.
По выцветшему небу полз самолёт, оставляя за собой рыхлый след. Курбов взглянул на часы – половина четвёртого.
– Как зовут вашу дочь?
– Надя… Надежда…
– Нет, – помолчав, сказал Курбов. – Что-то здесь не так.
– Попробую выяснить, – тихо отозвался Плотцев. – А пропуск всё-таки возьмите. На пляже сейчас хорошо. Отправляйтесь-ка на пляж.
Старый ветер пролетел
За день песок сильно нагрелся, и, ступая по нему босыми ногами, Андрей Владимирович слегка обжёгся, а потом ничего – притерпелся. Он разделся, бросил одежду на изголовье топчана и лёг животом на его горячее ложе.
Синяя гладь воды у горизонта слегка приподнималась, и оттого залив в бронзовой оправе берега казался огромной выгнутой линзой, за сотни веков идеально отполированной ветрами и днищами кораблей. Курбов прослушал переданную по радио сводку биоклиматической станции: «Температура воды в море 25 градусов». Курортник в зелёных плавках, расположившийся по соседству, удовлетворённо крякнул и закрыл лицо книгой.
Никто не купался. Только у самого берега мужчина и женщина колотили руками по воде, норовя обрызгать друг друга. Андрей Владимирович понаблюдал за их игрой и закрыл глаза. Он не исключал розыгрыша, который вполне могли затеять его московские приятели, чтобы напомнить, что они живы, здоровы и по-прежнему горазды на выдумки, но вспомнил усталые, красные от напряжения глаза Плотцева… Вряд ли бы тот согласился участвовать в розыгрыше. Значит… Ничего не значит. Не было у него никогда девушки, которая из любви к нему отказалась бы от перспективного жениха, возможности насовсем обосноваться в Москве, в среде её коренных жителей. Правда, если уж доходить до самой сути, такую жертву принесла ему Лида, но кроме двух-трёх её близких подруг никто не воспринял это как что-то из ряда вон выходящее, и Лида давно уже перестала быть его девушкой, став три года тому назад его женой.
С моря прилетел ветер. Наверное, он был очень старый – крылья его скрипели, и с них сыпалась ржавчина. Ветер принёс с собой крепкий запах чеснока, брынзы и кислого вина. Так, по всей вероятности, пахло от древних греков, когда они после долгого плаванья сходили со своих триер на этот берег. Курбов услышал чужую речь. Он различал слова, и это было странно, ведь этот древний язык уже давно умер. Невидимые люди шли, переговаривались; песок хрустел под их деревянными сандалиями; край невидимой одежды хлестнул его по плечу; пахнуло крепким мужским потом…
В тот же миг ветер взлетел, унёс звуки и запахи, и Андрей Владимирович услышал капризный голос, который несомненно принадлежал красивой женщине:
– Купаться просто невозможно: слишком много медуз…
Курбов осторожно повернулся и признал мужчину и женщину, за игрой которых недавно наблюдал. Они только что вылезли из воды. Женщина и впрямь была красива. Ему всегда нравились