Фамильный оберег. Отражение звезды. Ирина Мельникова
утки. Видно, обсуждали прошедший день. Татьяна наконец осмелилась и спросила:
– Каскар, почему к Хуртаях нужно ехать ночью? Почему не днем или вечером?
Каскар некоторое время смотрел в одну точку, размышлял. Затем серьезно сказал:
– По-моему, лучше ночью. Не надо ходить к ней перед закатом.
– Именно перед закатом?
– Так говорят – перед закатом.
– А после заката? – спросил она не без иронии.
– После заката можно… – ответил неохотно Каскар и, склонившись, потрепал собаку за уши. – Хороший пес Нохай, смелый!
Татьяна поняла: Каскар переводит разговор. Не хочет брать на себя ответственность. Сразу объяснил – так в народе говорят, а я лично тут ни при чем. И она почувствовала: если станет приставать, тем более – шутить, он просто замолчит, закроется и она не услышит от него больше ни единого слова. И все же не сдержалась, спросила:
– Каскар, а что происходит перед закатом?
– Говорят, хозяин долины не любит, когда по ней ходят в такое время.
– Кто говорит? Хакасы говорят?
– Не все хакасы… Только те, кто знают…
– И ты знаешь?
Он пожал плечами.
– Если Таис захочет – расскажет. А пока не спрашивай…
Закурив новую сигарету, он недолго молчал, затем заговорил снова:
– Хакасы, даже городские, с большим уважением относятся к тому, что за гранью сознания. И древние легенды для них не пустой звук. И то, что говорят шаманы, – свято.
Он встал, протянул ей бидон.
– Молоко вот принес. Парное. Для здоровья полезно.
И, свистнув псу, который затрусил следом, ушел.
Закат догорал. Розовая полоса на горизонте тускнела, словно подернутая дымкой. Остро пахло полынью и еще какими-то травами, с озера потянуло сыростью. Воздух загустел, на степь и сопки наползали синие сумерки. В небе замерцали первые звезды. А над дальней лесополосой взошла луна.
Из юрты вышла Таис, сняла с костра котелок с курицей, позвала ужинать. Татьяна отказалась, лишь попросила кружку. Таис кивнула и принесла пивную. Налила в нее молоко из бидона, подала, все это время пристально рассматривая Татьяну.
– Что-то не так? – спросила она.
– Пей, пей молоко, – отозвалась старуха. – Городские нос воротят от парного. А ты пей, быстрее на ноги встанешь.
И снова ушла в юрту.
Татьяна пила молоко, смотрела, как затихает все вокруг, слушала удивительную тишину вечера. Костер догорал, выбрасывая редкие языки пламени, а потом и он затих. Красные угли постепенно затянуло серой патиной. Стало совсем темно, и пространство резко сократилось. Даже в свете луны сопки и озеро еле угадывались. Раньше за озером были видны поля, лесополосы и склоны дальних сопок, а теперь темнота словно замкнула горизонт.
Татьяна давно уже отставила кружку. Что-то подсказывало: надо вернуться в юрту.
Напряжение, острое чувство, что кто-то пристально смотрит в спину, – все это нарастало по мере