Апельсиновое солнце. Кирилл Гайворонский
развязал мешок, глянул в него, вероятно, там было тридцать, может и более рублей.
– Хорошо, хватит.
И вот мы ехали. Пейзаж однообразен. По обе руки – две стены из елей да берёз. По дороге никакого человека, лишь птички витали да пели. Минут тридцать погодя, остались лишь берёзы. А спустя ещё минут тридцать картина вышла такая: песчаная пустыня, жара, из песка растут берёзы, сверху летают ястребы, пикируя над зелёными кронами, и улитки, ползающие по песку.
Ехали мы медленно, очень даже. Повозка приятно покачивалась. Было тихо. Я уснул.
Когда мне пришлось проснуться, нужно было осознать то, что я остался один. Ямщик бросил меня на песок и куда-то скрылся. Я поднялся, отряхнулся, глянул по сторонам. По сторонам всё те же пейзажи, никаких признаков человеческого присутствия, кроме меня и повозки ямщика. Воротиться обратно можно было, но тут путь один, искать тот самый город. Вернуться мне мешал и какой-то принцип, неясно какой. Я пошёл вперед, противоположно двум полосам от колёс. Я проверил карманы, мешка не было, осталось четыре рубля.
Прошёл час, я всё ещё шёл. Ноги начинали ныть. Я начинал чувствовать боль мозолей на двух мизинцах. Я снял обувь. Право, босым идти по тёплому песку приятнее. Правда, было боязно наступить на улитку, так что шёл я аккуратно.
Прошёл я ещё минут тринадцать и увидел чёрного кота, идущего к миражу. Я взял его на руки, прижал к груди и упал коленями на песок.
– Ты чё, бля, выродок, бля? Чмошник, ты хоть, ёп, знаешь, кто я, мудак ты этакий? Я ща как звякну своему бегемоту, так он тебя порешает, хочешь, а? – бычил кот.
– Позволь спросить тебя, ты откуда путь держишь? – спросил я кота.
– Пусти меня хер, подзаборный!
– Ты откуда явился такой?
– Да как вас таких понарожали, а?
Я, решив что всё бесполезно, пустил кота на землю, тот мяукнул и побежал восвояси. Потом он стал копать ямку, я за ним наблюдал. Когда ямка была вырыта, он туда упал и закопался. Спустя минут десять моей последующей дороги я встречал немало таких котиков.
Ещё в тот момент мне стало печь голову. Мне тогда напекло голову. Мне тагда напикло голаву…………….j’ai eu la tête frite………..sonra başımı yandırdım……….entonces me horneé la cabeza………..мојата глава беше на оган потоа………..мені тоді напекло голову………Ego igitur coctum caput……….رأسي كان يحترق حينها………mir wurde dann der Kopf geblasen……..мен башына кийип жатам. О-о-о-о-о, любезный читатель! Не верю своим глазам: впереди себя, в бежевой дымке, вижу высоченную стену, она простирается по всему горизонту. А выше стены я вижу золотые купола церквей, купола Московского Кремля, и верхушки свеженьких небоскрёбов.
Пока я шёл к этому городу, около пятнадцати минут, меня обдувал попутный ветер. Когда я, наконец, добрался, мои ноги были теперь, как в сухарях для гарнира, всё лицо взмокло, а соломины волос мокрыми легли на лоб. В моих глазах стена была невероятных масштабов. Я поднял голову, немного слепило солнце, не выходило найти самую верхушку, конец стены. А вход был забавный, очень маленькая дверь, деревянная, розового цвета. Она была меньше меня, вероятно, в два раза.
Не мог я с прямой спиной,