Условности. Михаил Кузмин
принципах, очевидно, вносят в исполнение и говорок, и жизнь, и вздохи, раз Римский-Корсаков принужден был к некоторым из своих опер сделать генеральское вступление, где он говорит, что никаких таких вольностей не допускает, что всякие отступления, буде они необходимы, укажет сам, и что партии нужно петь и на сцене не суетиться.
Музыкант, отнюдь не принципиальный и не новатор никакой, Массне в «Манон Леско» возобновляет старинный прием «мелодрамы», т. е. диалогов под музыку, пользуясь, по большей части, внешними обстоятельствами (звуками праздника за сценой, органом в церкви, пением на улице). Прием этот употреблен им раздробленно, вперемежку с пением, иногда даже фраза начинается говорком и продолжается пением.
При исполнении это не всегда (или, вернее, никогда) незаметно, так как певцы даже на такой минимальный разговор не согласны и всю оперу сплошь поют.
Конечно, этот упорный и, в сущности, тщетный спор об естественном и неестественном разрешался бы очень просто, если бы этому не мешали актерские традиции и ложно понятое представление о «серьезном» искусстве.
Известно, что во Флоренции оперу, как возрождение античной трагедии, стали создавать даже раньше, чем в Мантуе, но флорентийский полупение-полуразговор казался смешным за пределами самой Флоренции, и этому стилю Монтеверди в Мантуе противопоставил «возбужденный стиль». Псалмодированием Кузмин называет речитатив, который правильнее было бы называть торжественным чтением, так как пение псалмов со времен их создания требует выбора разных инструментов для разных псалмов, тогда как здесь поддержка оркестра была однообразной. Но ключ здесь в том, что Кузмин называет такое исполнение «камерным» и «концертным»: ясно, что камерная музыка больше склонна к повторению штампованных форм, но при чем здесь концерт? Только если понять его в историческом смысле, как конкурс, при котором разные исполнители играют одно и то же произведение на одном и том же инструменте. Здесь только таким инструментом становится мысль, но разнообразие мыслей, псалмодирование в смысле подбора своего звукового решения для каждой мысли, не может скрыть однообразия музыкальных сюжетов.
IV
Конечно, можно смотреть на комическую оперу или, как теперь для большей серьезности называют ее, на музыкальную комедию, как на своего рода спектакль с дивертисментом, как на пьесу, куда вставлены номера для пения и танцев. Думаю, что такой взгляд будет внешен и официален, не говоря уже о том, что он ничего не объясняет.
Комическая опера есть драматическое произведение (и это прежде всего), задуманное и исполненное с точки зрения музыки. Плану и действию комедийному сопутствуют, иногда параллельно, иногда сливаясь, план и действие музыкальное. Закрепляются и углубляются места лирического напряжения, остановки, которые освещают промежуточное действие. По большей части музыка выражает готовность, возможность таких или иных драматических действий, а не самодвижение. Представляет