Провинциальные тетради. Том 2. Вячеслав Лютов
Он не держал в руках громокипящего кубка, зато колол и подавал к столу русской мысли лед.
Он сам виноват в той трагедии, какая с ним случилась; стоит ли его жалеть?..
* * *
В гимназии Гоголя прозвали таинственный карла – и, надо сказать, очень удачно. Мания таинственности у него сохранится на всю жизнь – и будет причиной того, что Гоголя «не поймут». Что же касается «карлы» – Гоголь был своеобразен на вид, но это не значит, что он был красив. Когда читаешь воспоминания о нем, блестяще собранные Вересаевым, то невольно складывается впечатление, что Гоголь-отрок был клоуном – словно родился лишь затем, чтобы служить объектом насмешек.
Ничего; в скором времени он припомнит эти насмешки…
Впрочем, в доброй половине насмешек виноват опять же наш герой. Так, вспоминают, что он был неряшливого вида, особенно в младших классах, его карманы были набиты сладостями – этой мании «пряника в кармане» Гоголь отвел место и в жизнеописании Павлуши Чичикова. На детей-аристократов, как вспоминает Любич-Романович, он смотрел букою, часто забирался в угол – там покойнее…
Зато Гоголь был занимательным артистом: не только врал замечательно и правдоподобно (особый успех имел его вид сумасшедшего), но и играл на сцене. Играл, правда, не Гамлета и не Дон-Жуана, не тянул и на модного волокиту во французском стиле, – а стариков и старух, которые вот-вот развалятся, так и не дойдя до середины сцены. Это было смешно – и только.
Любич-Романович вспоминает: «Вообще, Гоголь шел наперекор всем стихиям… В церкви, например, Гоголь никогда не крестился и не клал перед алтарем поклонов… Ходил он по улицам левой стороной, постоянно сталкиваясь с прохожими… Мебель в комнате ставил в углах и посередине…» Большой оригинал, одним словом.
А вот и первое пророческое признание. Гоголь часто подражал животным: то козлом кричит, то поет петухом среди ночи, то хрюкает свиньей. «И когда его спрашивали, почему он подражает крикам животных, то он отвечал: Я предпочитаю быть один в обществе свиней, чем среди людей…»
Что ж, это желание сбылось – и Гоголь окружил себя такими чудовищами, такой мертвечиной что и вправду было бы счастьем сменить дом городничего на хлев.
Толстой когда-то признавался, что очень любит свою Наташу Ростову; Пушкин – Татьяну Ларину; Гончаров – Ольгу Ильинскую. А кого мог любить Гоголь? Из кого выбирать: то старики-старухи, то мужики-бабы, то бесполые уродцы, которыми напичканы «Ревизор» и «Мертвые души»?
На кого ни взглянет Гоголь, как тут же появляется неумытое рыло. Неужели все были так плохи?
Нет. Биографы говорят, что искренность и участие в судьбе друзей по гимназии у Гоголя оставались до самого конца. Правда, один раз, если верить слухам, Гоголю нанесли жестокий удар: как-то, уже после выхода «Переписки с друзхьями», он пришел к своему старому другу, «по привычке», но тот его принять нарочито отказался. Говорят, что Гоголь, не в силах сдержаться, заплакал тут же, у двери…
Впрочем,