Провинциальные тетради. Том 2. Вячеслав Лютов
два страха. Один – страх смерти, страх перед всем тем, что ее окружает, что является ее атрибутикой, пусть подчас и косвенной. Второй – страх перед человеком, который может узнать некую гоголевскую тайну и огласить ее.
Такой тайной, как говорят, был гомосексуализм. Большую ценность для сторонников этого порока Гоголя представляют отношения писателя с художником А. А. Ивановым, который в начале 1840-х годов жил в Риме, как и Гоголь. По воспоминаниям, они часто запирались ото всех, никого не посвящали в свои планы (это, кстати, объясняется гораздо прозаичнее: Иванов писал с Гоголя эскизы, а Гоголь думал, как бы ему войти в «Явление Мессии» на правах персонажа). Их называли «неразлучной парочкой» – лакомый кусочек для желтой прессы.
Мы же помним: Гоголь никогда никого не посвящал в свои планы и тайны; он даже не позволял себе откровенностей по поводу произведений, а уж личная жизнь, как, кстати, об этом свидетельствуют почти все биографа, оставалась совершенно закрытой и недоступной.
Гоголь не мог не понимать обычной вещи: тайна двоих по сути перестает быть тайной.
Нужно еще учесть, что Гоголь со времен столиц предпочитал не заводить долгой дружбы, и даже близкий круг, которым в свое время гордился Анненков, он держал на расстоянии.
А потому, сошедшись с Ивановым, он не сошелся с Ивановым.
Второе лицо, каким бы оно ни было, несло прямую угрозу гоголевскому одиночеству.
Распространимся на счет распространенного – был ли Гоголь импотентом? Ни жены, ни детей, ни страстей, ни мимолетных увлечений, ни походов в бордель, ни вечеринок с актрисками, ни забав с крестьянками – какое-то омертвение жизненных тканей. Сам Гоголь как-то рассказывал: он проходил мимо одного дома и «случайно заглянул в окошко» – там напомаженные блудницы молились вместе со священником. Вся картина произвела на Гоголя такое отвратительное впечатление, что он ушел точно ошпаренный. Тут любое влечение сойдет на нет…
Вроде бы, молва права.
Если бы не один эпизод. Некоторое время, в конце 1840-х годов, он ухаживал за молодой графиней Вильегорской, привязался к ней и сделал предложение… Так вот, я не уверен, что такое предложение психологически может сделать хотя бы один импотент, если, конечно, это брак не по контракту и если эта не «слишком поздняя любовь»; в лучшем случае, он будет разыгрывать закоренелого холостяка… Гоголь же оправдывал свое предложение одиночеством и желанием создать семью. У человека, больного импотенцией, вряд ли будут подобные иллюзии…
Как-то в одном филологическом «кухонном» разговоре прозвучало: все поступки Гоголя можно объяснить одним словом – онанизм. Зигмунд Фрейд явно надежно укоренился в нашем сознании. И если первые три обвинения мы могли бы списать «за недостаточностью улик», то последнее действительно могло иметь место. Это порок частного порядка, причем, один из тех, что не бросается в глаза и не требует партнера. Возможно,