Рейнеке-лис. Иоганн Вольфганг фон Гёте

      Сам же Рейнеке-лис после того, что он дядю

      Так замечательно свел на базар, угостить его медом,

      Сбегал за курочкой (место он знал!) и, зацапнув там штучку,

      С легкой добычей махнул тем же берегом вниз по теченью.

      Жертву он быстро уплел и, спеша по делам неотложным,

      Так бережком и бежал по теченью, пил воду и думал:

      «Ох, до чего же доволен я, что остолопа-медведя

      К праотцам ловко спровадил! Бьюсь об заклад я, что плотник

      Славно его топором угостил! Медведь был настроен

      Издавна недружелюбно ко мне. Наконец мы в расчете.

      Я его дядюшкой все величал, но теперь он в чурбане

      Кончился, надо считать! Я счастлив по гроб моей жизни:

      Всех его ябед и пакостей впредь уж не будет!..» Но смотрит

      Рейнеке дальше – и видит: валяется Браун избитый.

      За сердце так и схватила досада: «Он жив, косолапый!»

      «Рюстефиль, – думал он, – ты недотепа, ничтожество, олух!

      Ты отказался от этого вкусного, жирного блюда?

      Люди почище тебя мечтают о том, что само же

      В руки к тебе привалило! Но все ж за твое угощенье

      Браун, как честная личность, залог, очевидно, оставил!»

      Так он подумал, заметив, что Браун истерзан и мрачен,

      Тут он окликнул его: «О дядя! Какими судьбами!

      Вы ничего не забыли у плотника? Я бы охотно

      Дал ему знать о вашем убежище. Но, извините

      За любопытство: меду вы много успели там хапнуть?

      Или вы честно за все расплатились? Как было дело?

      Ай, до чего расписали вас! Это же срам, это ужас!

      Может быть, мед оказался неважным? Сколько угодно

      Можно купить по такой же цене. Но, дядя, скажите:

      Что это вздумали вы щеголять в этом красном берете?

      Или вы только что в орден какого-то братства вступили?

      Или вы стали аббатом? Наверно, негодный цирюльник,

      Вам выбривая макушку, бритвой захватывал уши.

      Кажется, чуба вы тоже лишились и шкуры со щечек?

      Даже перчаток! Ну, где же вы их умудрились оставить?»

      Молча должен был Браун выслушивать слово за словом

      Злейшие эти насмешки, сам же не мог и словечка

      Молвить от боли. Не знал, что и делать. Но, лишь бы не слушать,

      В воду обратно полез, и поплыл, увлеченный стремниной,

      Дальше, и вылез на берег отлогий, и тут же свалился.

      Жалкий, больной, он скулил, к себе самому обращаясь:

      «Хоть бы убил меня кто! Ходить я не в силах! Ужели

      Не суждено ко двору мне вернуться? Ужели я должен

      Здесь пропадать, опозоренный гнусным предательством лиса?

      Только б уйти мне живым, – меня, негодяй, ты попомнишь!»

      Все же он кое-как встал и в муках жестоких поплелся.

      Четверо суток он шел ко двору, наконец дотащился.