Начистоту. Книга писем. Галина Щекина
другое все.
Во Дворце творчества детей и молодежи прошел потрясающий конкурс чтецов. Для меня это сильнейшее испытание. Корневики и деревенщики, составившие славу вологодской литературной школы: Белов, Романов, Фокина, Рубцов, Яшин, Леднев – вот авторы, которых читали наизусть школьники. И не строчками! Страницами! Наизусть! Со слезами на глазах! Я не отношусь к поклонникам вологодскости, и не потому, что разные союзы, а просто скучно. Саканский однажды смешно напомнил про Ромуальдыча, который заколдобился. Так этот Ромуальдыч точно был бы счастлив, как был счастлив Мануил Свистунов, который проскрипел в микрофон: «Ди-и-вный конкурс!» И так три дня. То рубцовское «Живу напротив храма», где стирают женщины белье, то фокинская нетопленая печка, то яшинский поезд, где покупают кулечек влажной клюквы, то ледневский царь, заставляющий хромого Ивашку играть камаринского на колоколах. И по десять—пятнадцать раз одно и то же. Известный стих Рубцова «Вологодский пейзаж» прозвучал чуть ли не двадцать раз! Это большое испытание даже для тех, кто очень любит поэта. А уж для меня, поперечной… Честно говоря, просто выучить стих для маленького первоклассника – и то подвиг. А уж рассказать его выразительно, не боясь оторвать руки от тела – и вовсе трудно. Потому можно представить, какую громадную работу проделали педагоги, готовясь к этому конкурсу! Но я не о том, я о самих текстах. Почему они это выбирают? Их же никто не заставляет! Они сами выбрали, сами захотели. Значит, нравится людям! А мне нет! Ну и зачем, казалось бы, делать из этого трагедию? Но я всей шкурой почувствовала ужасающую несправедливость этого простого факта. «Я пишу не хуже, – говорила я себе, – не хуже. Просто у меня не было тысячных тиражей и меня никто не знает». И я примерно слушала, таращилась и выставляла баллы, торчала в этом жюри, билась, сопереживала. Но чем больше я сопереживала, тем больше подкатывало к горлу. Почему не я, не та же Сучкова, которую хвалят в Москве, в Литинституте, а у нас даже не печатают! Не Кузнецова – такие хорошие у нее стихи пошли! И в Шукшинском конкурсе она побеждала… Да я не против Яшина и Рубцова, просто я тоже есть, но я должна сидеть и только ставить баллы! И всё! Ольга Кузнецова мне с улыбкой сказала: «Да не будут они нас читать, Галя!» И от этого мне стало еще хуже. То есть никто даже не возражает вообще. Да почему опять? «Потому, что была система, – говорит Оля, – госкнигоиздание плюс пропаганда по всем школам, детсадам, библиотекам. И это в течение сорока лет! У них было схвачено всё. А ты занималась пропагандой всего десять. И в одиночку. И результата никакого». И я сразу как-то устала. Я рассеянно отсидела этот конкурс, только одному из организаторов, Шахову, сказала: «Надо и ДРУГИХ!» – «Да, – подхватил он, – сам знаю. У нас целый шкаф новых авторов. Ты дала нам Гальского – мы его поставили на сцене. Тебя хотим поставить. Вот Наташа Бурлова будет читать твою Басю…» И да, была потом моя Бася. Настоящая такая, с глазищами. Целый рассказ выучила, непостижимо. Я даже держала ее за руку. Но этого было мало. Одна Бася