Беспризорники России. Валентин Солоухин
обратился он к матери, – уходить надо… наша тут… ваша ходить – век, – показывал он на улицу.
В коридоре послышались шаги. Солдат в каске-кастрюле быстро расстегнул шинель, кобуру, метнулся на звук шагов и привёл Тоську. Все трое осматривали её со всех сторон. И тот, который сказал матери по-немецки – «век», снял каску, стащил подшлемник, под которым оказался ещё платок. С гладко выбритым лицом, в платке, он напоминал покойную мать близнецов, может быть, потому, что в таком платке ходила тётя Настя. Он извлек из бокового кармана круглое зеркальце, протянул Тоське.
Она отрицательно покрутила головой:
– Не надо… спасибо, пан… – отступила на шаг.
Итальянец что-то сказал, продолжая совать зеркальце.
– Нашёл подарок, – сказала Тоська, – на хрена оно мне, – отступила ещё, ближе к двери.
Но итальянец настаивал, чтобы она взяла зеркальце.
Тоська взяла, он тут же извлёк блестящую расчёску, подтолкнул её под локоть.
– Ах, вот чего ты хочешь, – Тоська подняла руку с зеркальцем, и он, заглядывая, стал расчёсывать чёрные и короткие волосы. – Она покорно держала зеркало, пока он расчёсывался.
Вздыбив жёсткую щетину, он что-то сказал своим. Те засмеялись, по очереди посмотрели в зеркальце. После этого он забрал его и вместе с расчёской опустил в карман.
– У меня там ребёнок, – она решительно шагнула за дверь.
Итальянцы о чём-то переговорили, пошли следом. И тут же раздались удары. Мать посадила Нинку на постель, посмотрела в щель неплотно прикрытой двери. Вернулась, взяла с окна ключи от квартиры бабы Груши, вынесла сбивавшим замок итальянцам. Солдаты отшвырнули ключи, взломали дверь.
Они вернулись, объяснили, хотя мать сообразила, без повторного объяснения, что надо семье уходить.
Макаронники ушли, вот тут мать и спохватилась, отыскивая санки или хотя бы коляску.
Замок, вывернутый с проушинами, так и болтался в пробое. Мать обрадовалась, что итальяшки не унесли ключи. Она знала тайник бабы Груши, – под полом хранился жестяной ящик с продуктами. В тот же день она стала готовиться к отъезду, выискивая «транспорт». Ребята сказали о санках, повели мать в сарай показывать находку.
Тоська плакала: как же она уйдёт, а Фаиль вернётся, где он их найдёт с Фаридкой. Она металась из своей квартиры в Грушину.
– Нельзя уходить, нельзя!.. – повторяла она как заводная.
Перетащив санки и коляску в дом, быстро собрались в дорогу.
– Пойдём к Евдокии Романовой, она приютит, если жива, – сказала мать детям.
Вовка упрекнул мать, поставив Тоську в пример, вот она-де не уходит; вернётся отец, где он нас найдёт? «Мы будем жить в погребе».
«В погребе наживёшь сейчас впроголодь, а подъедим всё, тогда – конец…»
Мартовское утро с легким морозцем выдалось солнечным. К полдню потеплело. Нинку, укутав, посадили в коляску; на санки, – самое необходимое. Мать из запасов бабы Груши поделилась с Тоськой продуктами, оставила свеклы, которую