Беспризорники России. Валентин Солоухин
подумал, что из крупнокалиберного пулемёта их так измочалили. Подошёл и посмотрел на свисающий край жестяного листа. Неведомая сила оторвала его, и он болтался, слегка поскрипывая от ветра на гвозде. Готовая тёрка, на которой можно тереть свеклу для лепёшек. Вот жаль, слишком громоздкая, и дырки разных размеров, а так бы годилась для тёрки. Малыш посмотрел сквозь щели во двор. Стало ясно: никакие здесь не пулемёты. Били по двору из миномётов, вон какие чёрные лунки на снегу, а в доме, наверное, все стёкла – вынесло: «Теперь замёрзнем. Придётся всё время жить в погребе».
Он выбрался из сарая, обошёл глухую стену дома и удивился, что рамы целы, стёкла белеют бумажными крестами: – «Целы!.. Вот это да! А что, если близнецы в квартире?..»
Сенечные двери, пробитые пулями, но входная дверь – ни царапины:
«Хорошо дом наш один из немногих – кирпичный».
В квартире ребят не оказалось, и Валерка вышел и стал пробираться к полуразбитому дому; они, точно, там. Кто из них сейчас стерпит, чтоб не проследить путь наших хотя бы до оврага, а там, смотришь, и до самого Казачьего Поста. Небось, протоптана тропинка на снегу.
Тихо среди развалин. Он осмотрел их, даже свистнул. Из проёма бывшего окна заметна тропинка до самого оврага. Протоптали, – не ошибся и он, почему-то этому обрадовался. Если присмотреться – заметно, как тащили раненого итальяшку. Поодаль, на открытом поле, там, где ходили разные шарамыги в наступление, заметил тёмное пятно. Перебрался выше, ясно стало – труп. Итальянца отшвырнуло взрывной волной, выбросило из-под снега. Оккупанта на этот раз «убили» те, которые обстреливали крепость. Сейчас-то они сыпали, не жалея мин и снарядов, каждый холмик, бугорок брали на прицел.
«А наши – в овраге. Не пошли на Казачий Пост. Вон по снегу, чуть приметная ленточка. Тропинка, по которой я вёл Петрова и бойцов ночью. Если бы они пошли с итальяшками, она заметнее была бы. Сидят в овраге покуривают, ждут темноты: Ванёк и Колька к ним уползли! – от этой догадки он чуть было не выбрался из руин, – со стороны города – засекут. У братьев тоже нет маскхалатов. Поубивают их…».
Солнце закрывала туча, тёмная и вислобокая. Вокруг помрачнело, сорвался ветер. Мучнисто-крупчатый снежок хлестал в проёме окна, зябко пронизывал: «Вот сейчас мать догадается собрать ошмётки размочаленных досок, щепки, затопит плиту и приготовит затируху, а то и кашу. Хорошо, что не стал пробираться к своим», – рассуждал Валерка.
Он возвращался к дому, ветер слабел, туча опускалась, снежок перестал. А перед самым двором вдруг повалил снег разлапистый, пуховитый. Мать о таком снеге говорила: «пошёл шапками» Вряд ли в такую погоду, после всего, что случилось, мародёры сунутся. Сомнения на этот счёт не было, но здесь, на фронте, жизни людей зависят от разъярённого кусочка металла, выпущенного человеком в любом душевном состоянии. Душа и разум им не управляют, и это чувствует всё живое, даже земля. Она вздрагивает от взрывов, она боится, и этот страх проникает в каждую клеточку. Благие намерения покинули