Собрание сочинений. Том 9. Евгений Евтушенко
подачек и хапков?
А я-то думал, что Руси бессмертье —
усердье совести
и просто милосердье?
Но слишком стало много «зимних глаз»,
глядящих не на нас,
а лишь сквозь нас.
Порою ждешь с надеждой добрый жест,
ну, а глаза жестоки, словно жесть.
Неужто я попал в страну чужую,
которая басманствует, бомжуя?
Как будто бы наемные десанты,
на изготовку – «неоподписанты».
Суть слова «подписант» была чиста,
а вот теперь —
в коричневом
уста.
Неужто же Россия сохранится,
бубня, что зло ползет из заграницы,
ведь из клоповников родимых зло
совместно с забугорным заползло.
А станем лишь кивать на «за бугром»,
тогда нас покарает русский гром…
Позабудь!
По-сиротски люблю я тебя.
Ты одна мне жена – не толпа.
Если пальчиком позовут
и легко попадусь —
позабудь!
Позабудь, что я сверхзнаменит,
что мой голос, как мяч, звенит,
но мне некому пасануть
слово звонкое.
Позабудь!
Позабудь, что я сам слабей
незаслуженной славы своей,
что не верят в мой поздний бунт
те, кто сами сдались…
Позабудь!
Позабудь, что отец твой и мать
тебя все-таки могут обнять,
а меня только ты —
как-нибудь…
Ты с детьми да с детьми.
Позабудь!
Позабудь, что в больничном окне
богоматерью виделась мне,
что венчались под сенью креста.
Не забудь то, что я – сирота.
Уленшпигель России
Жизнь без ремней безопасности
стремительно укорачивается.
Смерть завидуща ко всем, кто чуточку даровит.
Тиль Уленшпигель России,
Коля Караченцов
учится снова
ходить,
говорить.
Ты, как Россия,
неловко пытаешься заново
делать шаги по земле,
извампиренной нами насквозь,
там, где пробилась из гроба
ржавая шпага Резанова.
Взять ее, что ли, в руки?
Снова пойти на авось?
Только чем ближе к Америке, —
мы