Собрание сочинений. Том 9. Евгений Евтушенко
на войне с ума —
стольких словно дьявол обуял.
Кто я? Мальчик Станция Зима.
Дай мне руку, Мальчик Бабий Яр.
Шар земной – усталый человек,
и, по обе стороны скорбя,
ты, Господь, один у нас на всех,
лишь зовем по-разному тебя.
Мы еще увидим смерть войны.
Мир в корысти и крови погряз.
Войны будут все запрещены
государств, религий или рас.
И сейчас я вижу сквозь пожар,
охвативший Кайфу и Бейрут:
поседевший мальчик – Бабий Яр
и араб-ровесник, мудр и стар,
слушать Шостаковича придут.
И у Бога ошибок много
И у Бога ошибок много —
иногда от его доброты.
Не суди нас, Господь, слишком строго,
но не будь всепрощающим ты.
На тебя тебе жалуюсь, Боже,
ты не много ли мне подзабыл?
Если был бы со мною построже,
то, наверно бы, лучше я был.
Дольче виту не делай подольче.
Помоги, чтоб я людям помог.
Накажи меня жизнью подольше,
чтобы я отвертеться не смог.
У невидимого обрыва
ты прости нас, что крестимся мы
неумело и торопливо,
так боясь и тюрьмы, и сумы.
Вот гляжу я налево, направо —
где отыщется он-кто-нибудь,
кто имел бы всевышнее право
ну хоть в чем-то людей упрекнуть.
Все повязаны мы, все в замарке,
дорываясь любою ценой,
как в запарке, в одном зоопарке
до колоды с кормежкой одной.
Горизонта за стадом не видно.
Как хочу, чтобы просто, без слов
стало хоть перед кем-нибудь стыдно
посреди громоздящихся злоб.
Вновь Россию не уроните,
обесстыживанием оскорбя.
В ней поэт – это стыдохранитель,
но стыдящийся и за себя.
Стефану Цаневу
Стефан Цанев – сегодняшний болгарский классик, поэт и драматург – мой старинный друг. Одно из его главных качеств – природная лень. По этой причине он уклонился даже от празднования своего юбилея. Когда я приехал в прошлом году на его чествование, то с восхищением наблюдал, как он почти страдальчески отлынивал от почестей. Его жена – народная артистка Болгарии Доротея Тончева – полная ему противоположность, что и способствует многолетней нерушимости их союза.
Несмотря на репутацию скептика,
Стефан Цанев
не был никогда
Господин Отрицаньев, —
немножко он был Прорицаньев,
зазывно глазами Мерцаньев.
И вишни в саду у Цанева
мерцают, любя и ревнуя,
еще обещая ему приключения впереди,
себя протягивая для поцелуя,
как будто со вздрагивающей женской груди.
«Бог мой, какие вишни у тебя!»