.
Кнут начинает первую книгу своих стихов.
Он пришел к нам из своих тысячелетий и предъявляет свое метрическое свидетельство, в котором написана вся величественная история его народа.
Кнут прав в своей строгой торжественности, с которой он представляется нам, – судьба предъявила к нему строгие требования, наполнив его древнею кровью – вином, бродившим тысячелетия, и дав ему мудрое имя – отзвук святых имен.
Довид – псалмопевец, царь и мудрец, усмиривший своим пением Саула, победивший пращою великана Голиафа.
Ари – значит Лев; это символ духовной силы, благородной воли.
Бен-Меир – т. е. сын Меира, т. е. сын света. Как толкует сам Кнут – того, «Кто – просвещает – тьмы».
Бог положил на душу поэта свою неистребимую печать: «Довид-Ари бен Меир», и, раз приняв на себя знаки Господней печати, душа уже никогда не освободится от сознания над собою высшей ветхозаветной Воли.
Испытанная веками покорность дышит в словах Кнута:
Лежу под тобою, Господи,
И так мне отраден груз.
Смотри: неустанно покорствую —
Тружусь, молюсь, боюсь.
Никакими пудами земными,
Превосходный Отец мой, не взвесить
Одно Твое имя,
А Ты на мне весь{127}.
Бог Израиля лежит своей неимоверной тяжестью на одной малейшей песчинке избранного им народа. И пока песчинка покорствует, – груз этот ей отраден; но достаточно ей возмутиться, сбросить с себя тяжесть Господнего имени, как то, что казалось легким, раздавит ее своим космическим весом.
2
В капле отражается солнце. В малом повторяется великое.
Подобно тому, как некогда с Ноем и Авраамом, Бог заключил с Довидом Кнутом два завета во второй книге его стихов.
Когда «разверзлись мстительные бездны и гибнущая дрогнула земля… и грянул град железный», – «дикая вода» взмыла жизненный ковчег поэта{128}.
Ковчег плывет – и о борты
Напрасно бьются крики мира.
И вот уже видна пристань – земля «трудного» рая, обещанного за жестокие испытания жизнью.
О, пенье нежное эфира
В краях нездешней высоты{129}.
Спасенная душа ищет вместе с Ноем и кличет: «эй, Господи, где ты?» И Господь отвечает на ее зов:
«За то, что ты спасал для праведных селений
Стада надежд и стаи слов…
Что из трясин и бездн ты вывел непролазных
И в горьких водах вел ковчег;
Что огибал обман и острова соблазнов
И шел на свет, и не спросил – зачем…
И в каждом шелесте стерег и слушал голос,
Что реял над тобой всегда…
Я видел – высока была работа.
Взгляни на Судные весы:
Ты был упрям и тверд в борьбе водоворота,
Приветствую тебя, мой сын!»{130}
3
Смысл второго завета – утверждение через Бога полноты бытия. Чтобы радость жизни не стала соблазном, Господь освещает ее, завещая человеку. Но, чтобы очистить желание, Господь проводит душу через испытания Авраама, веля ей:
Возьми в охапку хлам земного
«Покорность», 1, 91.
«Ковчег. 2», 1, 116.
«Ковчег. 1», 1, 115.
«Ковчег. 4», 1, 117–118.