Песнь о птице Алконост. Елена Александровна Машенцева
печище жил.
Изба была низенькой, но довольно просторной. И хотя, при желании, можно было дотронуться рукой до матицы, мы имели все шансы разместиться внутри, не стесняя друг дружку. Посередине светелки стояла печь, наполняющая избу приятным теплом, на шестке томился котелок с тушеной козлятинкой. За широким столом, сгорбившись, сидел плотный мужичек, хмуро буравя нас единственным глазом. Второй был зашторен сурьмяным куском тканины. Настоящий пират. «Стеша»,– сообразила я, кивнув ему как старому знакомцу. Мужичок сердито насупился и поспешил подняться из-за стола. Помятая рубаха предательски разошлась на рыхлом купеческом животе, демонстрируя наскоро завязанную веревку в поясе широких штанов.
–Пойду я,– деловито обратился он к знахарке,– Темнеет ужо.
Бабулька закивала и стала в спешке собирать ему котомку.
–Иди, иди, Кузьмич. Дай ка я тебя провожу малость. А вы, покамест, располагайтеся, одёжу скидайте. И к столу.
И вынырнула из светелки вслед за дедом. Енк устало выдохнул и увалился на лавку, с кислой миной потирая натруженную спину. Последнее время он только и делал, что жаловался на сращивание позвонков. Говорил, что даже голову отдельно от тела повернуть не сможет. Врал, конечно. Тролли вообще любят ныть и преувеличивать.
Рашаль заворожено оглядывал помещение.
–Настоящая знахарка! Никогда не встречал. Интересно, а она колдовать умеет, привороты там, болезни насылать? Исполохи снимать?
–Наверное,– равнодушно пожала я плечами. Хотелось спать.
Из-за печки вальяжно выплыла усатая морда, за ней показался и сам хозяин – черный как уголь кот. Мурлыкнул что-то нараспев и прыгнул на шесток, норовя опустить лапу в котелок, пока бабка не видит.
–Ишь ты, пройдоха, -беззлобно замахнулся на него Рашаль.– Пшол, пшол, самим мало будет.
Кот покосился на неожиданное препятствие, презрительно фыркнул, но продолжать не стал, так и улегся на шестке, свесив когтистое оружие. Тяжелые тулупы сгрудили в углу подле рукомойника. Я с наслаждением обтерла лицо влажным рушником, освежила шею и руки, перетянула волосы алой лентой, чтобы не лезли на глаза, высоко на затылке. А Рашаль, не теряя времени даром, залез в печь по пояс и выудил оттуда потемневший хлебец. Если бы не приличия, мы давно бы поддалась на уговоры желудков, засев повечерять.
–Гляди, кныш. Давно такой не едал. Мать любила готовить. Бывало…,– и без спросу отломил добрую четверть.
–Ты чего? Не удобно же,– попыталась я усовестить мальца, но тот только рукой махнул.
–Все равно его сразу харчат, прямо из печи, потом не то. Да, неплох, но у мамки моей все ж таки лучше был.
–А… уже и кныш нашли, – Старушка имела обыкновение появляться неожиданно, да так, что очередной кусок хлеба стал у мальца поперек горла, надолго помешав ему связно изъясняться.– Ах ты! Придется новый лепить!
–А этот-то чего, тепереча осквернился?– наконец-то, припадая губами к бадейке с водой, выдавил удивленный мальца.
–Да нет, можешь доедать,– деловито разрешила