Житомир-Sur-Mer. Паломничество Негодяя. Владимир Д. Дьяченко
Музыка умокла. Из-за кулис показалась Балерина. – Зачет, – продолжил я в уме комплементарный ряд.
А невозмутимый Будда тем же моментом становится импульсивным Зевсом. По залу заметались молнии, загрохотали громы. Древнейшие инструменты наведения сценического лоска и глобального миропорядка. Балерина встает к танцорам молчаливым громоотводом. Рядом с их шумным дыханием и испариной усталости на лицах. Урок отражения разящих молний. Балерина замечает меня и Литеру. Кивает Олимпии в нашу сторону. Олимпия оглядывается. Молнии погасли, громы заглохли. Олимпия теперь Афина.
– Не понимаю, – говорит Афина. Укороченные темные джинсы, безрукавка с капюшоном за плечи. Поверх распахнутая шерстяная рубашка в широкую красно-черную клеть. Глаза… Бронзовый щит гоплита в фаланге о двух воинах. Литера указывает на меня:
– Это…
– Я поняла.
На мне Олимпия держала взгляд не более двух секунд. Ей хватило, чтоб оценить и собрать впечатления во мнение. Олимпия полностью доверяет интуиции, быстро соображает, опережая любое мышление. И, как всякую быструю машину, на крутых поворотах диалога ее заносит. Поэтому она все время отстает от рассуждений собеседника и потому предпочитает монологи. Как любой режиссер. Позже я понял: с ее мыслями можно играть, как с котенком и привязанным к нитке бантиком. Реакции Олимпии быстры, но она вечно ошибается с направлением. Правда, дураком при этом чувствует себя не она, а собеседник.
Теперь смотрит с вызовом, как все люди, выбравшие судьбу выставлять напоказ себя или свои творения. Вызов – маска! Арлекина, Ланселота, венецианского дожа. Венецианского мавра. Золотая Маска театральных вершин, посмертная маска поэта. За разными масками прячут разные чувства. От страха непризнания до мольбы о ровно той степени восторга, чтобы не принять его за лживое преувеличение.
– Ваша репетиция позже. Вечером. Тогда и поговорим.
Рыжая внешность англичанки из романов Агаты Кристи. При том что Олимпия совсем не рыжая. Худое лицо, широкий лоб, шея длинная, но не слишком. Подбородок не так уж скошен, но впечатление, что она британка, остается. Тяжелая пряжка ремня под расступившимися полами рубашки почему-то навела на мысли о Beatles. Эленор Ригби, нашедшая свое место, призвание, возможно, счастье на противоположном конце Европы. Она замужем, у нее взрослый сын. Афина, Зевс, Будда, Олимпия… Замужем.
Достается и Литере.
– Ты же знаешь, посторонние на репетиции мне мешают.
Литере хватает ума и самоуважения не спорить, даже не отвечать. Хотя, я уверен, она впервые слышит о таком требовании.
Да, Олимпия – котенок. Кто-то говорит, понты, я говорю, грозный котеночек, рык колибри. Ее игры и вызовы – декорации. Она сама убирает их. Когда надоедает играть. В эту игру. Но есть же игры, в которые она, как и все мы, играть никогда не перестает.
Мы выходим из зала под