Абориген. Дима Григ
так это замечательно! Видишь, как хорошо выбираться в Россию! – обратилась она к Ульрику, – Ненароком можно встретить настоящего классика!
– А что вы ещё написали? – с возбуждённым видом спросила она.
– Ну год назад написал «Обретённое время». Роман встретил успех. – Гриша и Маша еле сдерживали смех. Катя бесперебойно вертела головой: то на меня, то на Ульрика.
– Прекрасно!
– Где-то пять лет назад опубликовал рассказик «Старик и море». Наградили Нобелевской премией. – вошёл я в кураж.
– Постойте, я же читала его! Это же Эрнест Хэмингуэй написал?
– Это один из моих псевдонимов.
– Не может быть!
– Да.
– Так мы сидим с настоящим гением!
– Да.
– Он врёт! – вскочил с дивана Ульрик. – Он нагло врёт! Он не писал этого! – он тыкал в мою сторону пальцем.
– Малыш, – усадила его Катя длинными пальцами обратно на диван, – вечно ты всё портишь! Всегда больше всех знаешь! Но поверь мне, ты знаешь не больше, чем этот стол или та тумба! Не позорь нас перед людьми!
И она повернула голову в мою сторону, резко изменив строгость скул на простоту детской улыбки. Я ещё чего-то нагородил. Она смотрела на меня, как на Бога. Я и являлся в тот момент для неё Богом. Что-то высшее, которое всё может, но не любит распространяться о своих возможностях. В её карих глазах я разглядел животную страсть. Будь мы тут одни, она бы оттрахала меня до последнего колена. Ульрик ерзал на месте, он краснел по секунде. Его переполняла злость. Того гляди, задница прожжёт часть дивана.
– Я так рада, что с вами познакомилась… – она положила кисть на мою.
От этого Ульрик рассвирепел и притянул её к себе. Он бурил меня взглядом. С такими нужно быть начеку, подумал я, а то лишусь башки на раз-два.
– Я пойду, возьму ещё пиво, – сказал я.
– Да, конечно, в холодильнике, – сказала Маша.
Я закрыл холодильник, и тут на кухонном пороге показался Ульрик. Он быстрыми шагами приблизился ко мне.
– Слушай внимательно! – водил он у меня перед носом своими сосисками. – Это моя девочка! А не твоя, гондон! Если я увижу, что ты её кадришь! – он остановил свой палец. – Я тебя убью, *что-то на немецком*! *ещё раз*!
Он стоял вздутый, как воздушный шар. Кухня растворялась в испускаемых им импульсах говна. Слюни копились на краях его губ. Я же говорю – бульдог. Он оказался на пол головы ниже меня. Я видел, как его три волоска терялись в лысине. Похож на обиженную свинью. Ненароком обосрётся на ровно месте.
– Успокойся, малыш, – говорю, – я просто развлекаюсь.
– Малыш!? Успокойся!? *опять немецкий*! – он сложил пальцы в кулак, что напомнило упитанную фрикадельку, но резко передумал. Он прекрасно осознавал, что этот бой ему не выиграть.
– Хочешь пиво? – спросил я.
Всё дерьмо влезло ему обратно в задницу. Закрылось запором. И вариться теперь в его желудке на славу кишкам и прочим обитателям его пуза. Он развернулся и утопал в гостиную, причитая себе под нос. Кухня в миг очистилась от нечистот. Я последовал за ним.
В гостиной все смеялись.