Путь олигарха. Иван Макарович Яцук
связи, схемы обоюдных поставок, транспортные перевозки. Как будто рвались крупнотоннажные бомбы, оставляя после себя лишь отдельные островки экономической жизни, но эти оазисы не могли вместить всех желающих оставить тонущий «Титаник». Все, кто прыгнул в бушующий океан, мечтали спастись и уцелеть; тысячи, миллионы рук тянулись к спасительным шлюпкам, расталкивая остальных. «Выжить, выжить любой ценой»– вот немой лозунг того беспощадного времени.
Сотни тысяч проституток высыпали на улицы городов – главный и страшный признак всеобщего бедствия. Не было сладу с «металлистами»– охотниками за металлом. Воровали всё: от линий эпектропередач, трансформаторных будок, канализационных люков до кладбищенских табличек и решеток, не заботясь угрозой смерти. То и дело сообщали, что кто-то сгорел в электробудке, на проводах, сорвался с крыши, утонул в реке под тяжестью груза, подорвался на мине времен войны.
На прохожих нападали днем и ночью, бандитские разборки велись среди белого дня на центральных улицах городов и поселков. Шел черный передел собственности – тот знаменитый процесс первичного накопления капитала, о котором писал немецкий экономист с бородой шумера, ставший иконой пролетарского движения.
Власти раз за разом твердили о достижении «дна» кризиса, но, видно, Украина стояла на Мариинской впадине, потому что дни бежали, а пресловутого дна никак не удавалось достигнуть, чтобы потом начать подъем вверх. Поговаривали, что могут ввести карточки на самое необходимое, но слава богу, до этого не дошло, но атмосфера была гнетущей. Не провожали с оркестрами в армию, не созывали полсела на свадьбы, из окон квартир не слышались песни – это считалось дурным тоном, стояли пустыми роддомы. Классический кризис.
Многие ведь думали, что капитализм – это только огни рекламы, поток лимузинов, блестящие витрины магазинов, наполненных «дефицитом». Отныне стали понимать, что капитализм – это когда то, что предназначено тысяче, отдают сотне, а остальных ограждают рядами полицейских, слезоточивым газом, танками и тюрьмами. А затем начинается взаимообмен между тысячей и сотней: кого-то по своей глупости, тупости, бездарности опять выталкивают в толпу, а кто-то, благодаря удачному стечению обстоятельств, таланту, трудолюбию или хождению по трупам попадает в заветную сотню, в число избранных, которые под охраной закона, милиции и армии могут спокойно зайти в малолюдный магазин, выбрать, что хочется, уехать на дорогой машине, отдыхать на модном курорте, лечиться у авторитетных врачей. Они могут все: ведь их только сотня из тысячи.
И, действительно, в украинских магазинах появилось изобилие: импортные шмотки, дорогие автомобили, тропические фрукты и овощи, вместо советской докторской – 20-30 наименований колбас; там, где лежал один сыр голландский – толстые круги из десятка стран с названиями, которые раньше можно было встретить разве что в царской России, да в иностранных романах. Джинсы, вожделенные джинсы, мечта всех модниц и модников теперь продавались в длинных рядах вьетнамцев и китайцев на любом рынке, в любом магазинчике