Путь олигарха. Иван Макарович Яцук
оставалось сил, чтобы работать допоздна.
События прошедшего дня не давали успокоиться, и Виталий Семенович продолжал медленно ходить по комнате, пытаясь придти в равновесие, утихомирить сердце и нервы, как советовали врачи.
Не получалось. Больше всего Кирилюка злила выверенная точность ударов, наносимых Кардашем, его способность выжать максимум из любой ситуации, его новые подходы к делу, неизвестные ему, Кирилюку, да и неприемлемые для него.
Это было уже не первое сражение, которое Виталий Семенович проигрывал. Это он, Кирилюк, с его тридцатилетним опытом руководящей работы, должен быть таким умным, точным, хладнокровным, а не этот молокосос, выскочка, беспартийная галушка. Гарвардская школа! Да плевать я хотел на твою школу, у меня почище школа была, а теперь этот щенок крутит мной, как цыган солнцем – вот что обидно. О старости напоминает. Виталий Семенович помнит, как в юности и в молодости они смотрели на стариков – на всех, кому за сорок, за пятьдесят – мол, пора, ребята, сходить со сцены, вы свое отыграли. Теперь мы со своими новыми знаниями, принципами покажем, как надо работать. И показывали…
А теперь и сам в этой тарелке, и не хочется в этом сознаваться, и как будто и не жил еще по-настоящему, а уже толкают в спину. Вере Феликсовне привет. Конечно, привет. Старый хрыч все реже зовет, все чаще заводит разговоры о работе, все чаще: « Я что-то сегодня не в форме, давай в следующий раз». А она – баба жаркая, требовательная. Все на нее заглядываются, попробуй ее удержи при нынешних его возможностях, физических и материальных.
Эх жизнь, эх Верочка, Верунчик, Веруша! Как ты носилась перед глазами в самые неподходящие моменты, на самых ответственных совещаниях и заседаниях, бюро – черт бы их побрал – сколько жизни драгоценной ушло в песок…это рыжее пламя волос, как майская утренняя заря…эти голубые глаза васильковые…первая ночь.. Верка только в наряде из своих волос, русалка днепровская…молодая, томная, горячая…как зашлось сердце в первом объятии..первом сплетении, в первом некраденном поцелуе полных, сочных, сладких губ; как упоительно ласкать пышную белую грудь, тугие крупные соски – брр! – даже сейчас в дрожь бросает. Нет, так, пожалуй, не успокоишься.
А теперь или ему некогда, или плохое самочувствие, или у нее проблемы.– Кирилюк иронически усмехнулся.– Проблема одна: время его ушло. Каждому овощу свое время. Вот и его время отошло. Ушла любовь. С ее стороны, он до сих пор не уверен, была ли она вообще. Ну и черт с ней – этой ее любовью. Лишь бы он любил. Вся соль и беда, что он уже не любит, нет сил любить такую женщину. Чтобы любить, нужна духовная энергия, а ее нет, она вся ушла на комбинат, в работу. Проблемы…какие к хренам проблемы?! Двенадцать лет назад, чтобы попасть к ней на дачу, он, не задумываясь, бросился в Днепр. Сдуру, конечно. Ему тогда уже было сорок семь, а казалось, что он парень – ого-го!Это на берегу кажется – рукой подать. А тогда чуть не утонул. На берег вышел, шатаясь от усталости, счастливый, что остался живым. А она прильнула к нему, погладила его мужество, губами чуть-чуть прикоснулась – и где та усталость?!…Привет Вере Феликсовне…