Оборотень. Геннадий Петрович Перминов
с неудовольствием разглядывал свежевыпавший, довольно внушительный слой пушистого снега.
– Да ну его! – досадливо произнес дед. – Сейчас Ванюшка подбежит, так его попрошу тропку до погоста прочистить, а здесь уж сам. Да и некогда им. Всё деньги зарабатывают! – Степан Матвеевич досадливо крякнул и, вытащив лопату из тёплого закутка, в котором старик раньше держал коз, принялся очищать небольшой дворик.
Провозился он почти до обеда. Нехотя перекусив, дед Степан прилег на свое излюбленное место – на лавку возле печки, но едва он закрыл глаза, как в его голове вновь зароились воспоминания.
В начале холодного мая 1943 года Стёпка, неуклюже подпрыгивая на костылях, уныло тащился по грязной и узенькой улочке рабочего посёлка, разыскивая районный военкомат. Редкие прохожие, в основном женщины и старики, с удивлением и проскальзывавшей жалостью провожали его худенькую, сгорбленную фигуру в мешковатой шинели и с полупустым «сидором» за плечами. Военком, молоденький, однорукий мужичок со звёздочкой младшего лейтенанта на погонах с обезображенным от ожога лицом, внимательно и дотошно изучил его документы и недоуменно пожал плечами:
– И чего же ты хочешь от меня?
– В деревню бы мне, – робко и невнятно пробормотал Степан. – Деревенский я. С Волги…
– А сюда зачем приехал? – поинтересовался военком, протягивая ему ворох справок.
– Так, сидел я здесь. На третьем лагере, – Стёпка втянул голову в плечи и, растерянно хлопая белесыми глазами, поведал свою непростую историю.
– Что же мне с тобой делать? – лейтенант задумался. – И жить тебе негде?
– Негде, – жалобным эхом подхватил Степан.
– Вот как мы поступим. Не далее, как вчера, приезжала бабка Шура из деревни, кстати, моя родственница, – военком многозначительно посмотрел на внимательно слушавшего его Степана. – Просила подыскать ей боле-мене грамотного человечка для учёта леса. Война войной, а план по лесозаготовкам никто не отменял! – важно подняв палец кверху, добавил он. – Там, в деревне этой, и домик тебе подыщут и помогут на первых порах. В деревне-то всё полегче. Будешь бабами командовать! – после недолгого молчания военком, непонятно усмехнувшись, добавил:
– Или они тобой! С голоду помереть не дадут, а там смотри, решай по обстоятельствам. Сейчас в деревню подвода идёт, с мукой, которую будут выдавать на трудодни. Колька, чертёнок! – приоткрыв окошко, зычно крикнул он. На пороге появился худенький, лет пятнадцати, парнишка.
– Вот, попутчика возьмёшь до Лялей. К вечеру доберётесь. Передашь бабе Шуре, что это новый учётчик. Ну, поезжайте!
– Слушаюсь, товарищ командир! – дурашливо козырнул Колька и, прыснув в кулак, выскочил на крыльцо. Степан неловко собрал сопроводительные документы в вещмешок и вышел следом.
До места они добрались глубокой ночью.
Бабкой Шурой, на поверку, оказалась кряжистая, краснощёкая женщина, которая, мельком глянув на протянутые Степаном бумаги, небрежно отмахнулась от