Алпамыша, или Потомок великанов. Ика Маика
у меня под ногами земля тут же раскалывается. Я оглядываюсь, чтобы понять, что происходит. Оказывается, та тьма народу, которая движется в одну сторону, тащит за собою одну часть планеты, а другая часть толпы тянет ее в обратную. Мне удалось, с перепугу, оттолкнувшись от чьего-то затылка, взлететь на несколько мгновений над людскими течениями.
Я тут же навострил свой взгляд в то место, где оставил свою парочку. Оно оказалось на отколовшейся половине планеты. А там сидит… Кто бы, вы думали? Тот самый кот, рыжий жирдяй, облизывающий невозмутимо свою заднюю лапу и хвост. Мое презрение к этому виду собратьев-пожирателей не позволило мне тогда еще приглядеться к нему получше. И вот результат. Хотя, по правде говоря, что я мог?
Я не могу просто взять и уйти! Мне почему-то важно знать, что с ними будет. То, что я увидел в следующем прыжке, меня порадовало, но и заставило поволноваться. Я заскулил, потом прыгнул ещё и ещё. Я продолжал подпрыгивать вверх, пока были силы. Я видел, как в это время они оба пытаются продраться сквозь толпу. Несколько раз массы людских тел растаскивали их в разные стороны.
Наконец, им удалось сцепить свои ладони, а затем и вытащить друг друга из враждебно настроенных потоков обстоятельств, людей, мыслей и прочей чепухи на образовавшийся тут же островок под их сцепленными над пропастью руками. Толпа исчезла так же неожиданно, как и появилась. Вот они стоят, обнявшись, под тем же расплывающимся в сиянии фонарем. Этот рыжий кот обнаглел настолько, что трется у них под ногами. А еще – мои глаза, которые выдают меня, не позволяя раствориться во тьме, потому что из них катятся эти собачьи слезы. Старый стал. Мужчина видит меня и, нагнувшись, треплет за ухом.
Стальной змей и Васька
Писатель сидел в своей маленькой двухкомнатной квартире на пятом этаже и впервые, как он думал, писал рассказ, испытывая при этом самые прекрасные чувства. Он никогда ещё не был так счастлив, как сегодня. Казалось, что никто и ничто не в силах ему помешать, даже настойчивый автомобильный шум, доносящийся из приоткрытой форточки, со стороны самого широкого Проспекта этого города. Внезапно дверь балкона звонко распахнулась, стукнувшись о стену, и холодный зимний ветер ворвался в комнату.
Он выхватил у Писателя исписанный наполовину лист бумаги, прошелестел им под потолком, а затем умчался вместе с ним обратно на улицу. Автор бросился вдогонку, в отчаянной попытке дотянуться и поймать трепещущий в предсмертном ужасе лист.
Но, коснувшись балконных перил, он тут же забыл, зачем здесь оказался, и то, что он сочинил, напрочь вылетело из его головы. Он рассеянно огляделся вокруг, постоял, поёжился, переминаясь на запорошенном снегом кафельном полу с одной босой ноги на другую, и вошёл обратно домой, чтобы начать собираться на работу.
Ранним утром следующего дня как обычно прозвенел будильник. Писатель проснулся в точно таком же приподнятом настроении, как и в предыдущий день, и первой же его мыслью было: «А не попробовать