Где зреют апельсины. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых по Ривьере и Италии. Николай Лейкин
мужчина с эспаньолкой и с карандашом за ухом.
– Комнату об одной кровати и комнату о двух кроватях… – сказал Николай Иванович. – Глаша, переведи по-французски.
– Уговаривайтесь уж, голубушка, заодно, чтоб нам апельсины и лимоны из сада даром есть, – сказал Иван Кондратьевич.
Мужчина с эспаньолкой повел показывать комнаты, сказал цену и стал предлагать взять комнаты с пансионом, то есть со столом.
– Nous avons deux déjeuners, diner à sept heures… – рассказывал он.
Глафира Семеновна поняла слово «пансион» совсем в другом смысле.
– Как пансион? Коман пансион? Николай Иваныч, вообрази, он нам какой-то пансион предлагает! Почему он вообразил, что у нас дети? Нон, нон, монсье. Пуркуа пур ну пансион? – сказала она. – Ну навон па анфан. Пансион!
– Si vous prendrez la pension, madame, ça vous sera à meilleur marché.
– Опять пансион! Да что он пристал с пансионом!
– Учитель должно быть, что ли… – отвечал Николай Иванович.
– Да ведь он видит, что при нас нет детей.
– А может быть, у него пансион для взрослых, для обучения русских французскому языку? Ты спроси, какой у него пансион. Ведь можешь спросить. На столько-то теперь уже по-французски насобачилась?
– Все равно нам не надо никакого пансиона. Так берем эти комнаты? За одну восемь франков, за другую двенадцать в день хочет, – пояснила Глафира Семеновна.
– Двенадцать четвертаков по сорока копеек – четыре восемь гривен на наши деньги, – сосчитал Николай Иванович. – Дорогонько, ну да уж нечего делать.
– Ницца… Ничего не поделаешь. Сюда шалая публика только за тем и едет, чтобы деньги бросать. Самое модное место из всех заграниц. Хочешь видеть, как апельсины растут – ну и плати. Берем, что ли, эти комнаты? – продолжала она.
– Постойте, постойте. Нельзя ли ему «вив ли Франс» подпустить, так, может быть, он из-за французско-русского единства и спустит цену, – сказал Конурин.
– Какое! Это только у нас единство-то ценится, а здесь никакого внимания на него не обращают. Ты видел сегодня ночью кондуктора-то? Взял полтора франка, чтоб никого к нам в купе не пускать, – и сейчас же к тебе пассажира на ноги посадил. Нет, уж где наша не пропадала! Надо взять. Берем, мусье, эти комнаты! – решил Николай Иванович и хлопнул француза с эспаньолкой по плечу.
– Avec pension, monsieur? – снова спросил тот.
– Вот пристал-то! Нон, нон. У нас нон анфан. Мы без анфанов приехали. Вуаля: же, ма фам и купец фруктовщик с Клинского проспекта – вот и все.
Николай Иванович ткнул себя в грудь, указал на жену, а потом на Конурина.
Ресторан на воде
Переодевшись и умывшись, супруги Ивановы и Конурин вышли из гостиницы, чтобы идти осматривать город. Глафира Семеновна облеклась в обновки, купленные ею в Париже, и надела такую причудливую шляпу с райской птицей, что обратила на себя внимание даже француза с эспаньолкой, который часа два тому назад сдавал им комнаты. Он сидел за столом в бюро гостиницы, помещавшемся внизу у входа, и сводил какие-то счеты. Увидав сошедших вниз постояльцев,