Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой. Пауль Шрекенбаx
это выглядело именно так, хотя никто точно не мог сказать, насколько были верны эти слухи. Жесткий, желтый как кожа старик на Господской улице умел мастерски уклоняться от возможных любопытных вопросов и туманными ответами только озадачивал и смущал спрашивающих, а к бургомистру вообще никто не осмеливался приблизиться с вопросом.
Все же слухи не умолкали, и многие видели косвенное подтверждение для них в том, что Зеехофер больше не противоречил в совете своему прежнему врагу и не посещал таверну, в которой обычно собирались враги нынешнего правления.
Что же все-таки могло побудить старика теперь так внезапно отказаться от ненависти, которую он десятилетиями носил в своем сердце? Об этом напрасно ломали себе головы самые умные горожане. Топплер был богат, настолько необыкновенно богат, что по сравнению с ним любое состояние, даже такое большое как у Зеехофера, казалось незначительным, а старый член муниципалитета был жаден, очень жаден. Но все же ему самому ничего не достанется из тех золотых гульденов, которые должна будет получить его дочь в результате этого брака. Бог или дьявол мог знать, что заставило его изменить свое отношение к Топплеру, так как он был честолюбив, и многие предполагали, что он тайком жаждал быть первым в городе.
Как они, однако, ни старались, никто из горожан не мог найти решение для этой загадки. И тем нетерпеливее они ожидали, как будут развиваться события теперь после возвращения домой Якоба Топплера. Однако, поначалу ничего не происходило. Сын бургомистра на следующий день после приезда не отправился в дом Зеехофера, и он, казалось, даже намеренно избегал его, так как его никто вообще не видел на Господской улице. И так как это продолжалось изо дня в день, то горожане стали склоняться к мысли, что, пожалуй, для слухов не было оснований.
Но однажды Якоб Топплер все-таки появился у дома Зеехофера.
Уже спускались сумерки, и Армгард Зеехофер прекратила прясть. Она подошла к окну и, скрестив руки над головой, выглянула на улицу. Эта большая, крепко сложенная девушка не была красавицей, но черты ее лица были правильными и достаточно привлекательными, a роскошные черные волосы с синеватым отливом, за которые ее прозвали «черная Армгард», придавали особую прелесть ее бледному лицу. Необычными были ее широкие темные брови, почти сливавшиеся в середине у переносицы. Однажды она услышала, как шептали ей вслед, что тому, у кого такие брови, судьба готовит много горя. Да, теперь она часто вспоминала эти случайно услышанные слова и думала, что в них было много правды, так как после ранней смерти матери у нее было мало радости в жизни. Ее отец, который на всей Земле кроме его денег любил только лишь свою дочь, исполнял всегда любое ее желание, и с семнадцати лет она была полной хозяйкой в доме. Но это была унылая жизнь рядом с быстро стареющим человеком, который с каждым годом становился все ворчливее и был занят только своими собственными делами в совете. У нее никогда не было подруг, поскольку то, о чем болтали другие