Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой. Пауль Шрекенбаx
что тогда уже ничто не сможет поколебать его власть. Как мне это ни прискорбно, я не верю в это. Но если он все-таки выиграет, мы cможем с радостью сыграть сразу две свадьбы: моего сына с вашей сестрой, и Вашу с моей воспитанницей. Но я очень боюсь, что Ваш отец не останется в кресле бургомистра и должен будет в ту же ночь бежать из города. Он увидит, почему. Так обстоят дела в Ротенбурге в настоящее время. Я не знаю, насколько хорошо Вы об этом осведомлены.
В это время зазвонили колокола Святого Себалдуса. Старик, все еще сидя на своем стуле, сразу сложил руки на груди, наклонил голову и тихо начал шептать «Отче наш». Молодой человек, выпрямившись, сидел напротив него и, как будто вовсе не слыша благочестивого напоминания, неподвижно смотрел перед собой.
Наконец, он заставил себя улыбнуться.
– Воистину, господин Ульрих Халлер, Вы хорошо осведомлены о том, что происходит в нашем городе. Однако, Вы не учли только одного: Никогда мой отец не опирался на знать, на кланы, но всегда на простых бюргеров. Так же он поступит и теперь и заставит замолчать крикунов и подстрекателей, и я, с Божьей помощью, сделаю все, что в моих силах, чтобы ему в этом помочь!
– Я знал, что вы оба созданы из одного теста. Однако, я подожду окончательного результата. – А теперь я прошу меня извинить, – сказал он, поднимаясь со стула, – в это время я всегда вместе с моими домашними отправляюсь в таверну «Красная Звезда». Мой сын Андреас сейчас придет сюда, чтобы проводить Вас туда. Я очень надеюсь, что за игрой в кости и добрым красным вином Вы вообще забудете, что в моем доме живет Агнес Вальдстромер. Завтра, перед тем как Вы отправитесь в путь, Вы сможете с ней попрощаться в моем присутствии. Сегодня же, господин Якоб Топплер, будьте благоразумны и не обижайтесь на то, что я Вам сказал. Я ничего не имею против Вас, и не хочу помешать Вашему выбору, так же как и выбору моего сына. Но я всегда был осторожным человеком и, да поможет мне Бог, хочу остаться им и теперь.
Советник вышел из зала тихими, шаркающими шагами, а Якоб Топплер с серьезным выражением на лице повернулся к окну и выглянул наружу. За окном уже стемнело, зажглись многочисленные фонари, которые по распоряжению уважаемого благородного городского совета были подвешенны над улицами на длинных цепях. Это было совсем недавнее новшество, и только немногие имперские города могли похвалиться таким освещением. Однако, молодой Топплер не смотрел на фонари, так как откровение господина Ульриха Халлера глубоко поразило его и затронуло в душе самое сокровенное.
Да, все было именно так, как говорил старый, знающий жизнь муниципальный советник, и было горько, что нашлись люди, которые так ясно понимали положение его отца и его семьи. Его отец в течение многих лет поднимался все выше и выше, и теперь в свои пятьдесят четыре года он достиг вершины своей власти. Сейчас Генрих Топплер был самым могущественным человеком в Ротенбургe и, наряду с Фридрихом фон Цоллерном, маркграфом Нюрнберга,