Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева
снова лёгкий туман, охватывающий всё вокруг; надгробия расплывались.
Они шли по усыпанной гравием дорожке рука об руку, оба ― в сером; казалось, это место просто не терпит другого цвета. Оба темноволосые, чуть загорелые и всё-таки какие-то серо-бледные. Оба ― смертельно усталые.
Он нёс в руках букет светло-розовых лилий, она ― жёлтых тюльпанов. Перед накренившейся часовенкой ― поворот налево, потом ещё один, по заросшей траве, через гущу чахлых деревьев. Кажется, они почти забыли друг о друге ― помнят только о небольшой могилке с белым мраморным надгробием, перед которой через несколько минут упадут на скамейку. Оба думают и ещё кое о чём: тропа к могиле скоро зарастёт, трава совсем заполнит эту часть кладбища, ведь могил всё больше, ведь идёт война… Но им дорогу никак не забыть.
Им обоим есть о ком плакать и о ком вспоминать.
Когда перед ними возник белый надгробный камень, Мия положила голову на его плечо.
– Какое здесь всё чистое, ― прошептала она.
Сердце сжала знакомая боль. Она и правда принесла облегчение. Значит, он ещё жив.
Цветы заняли законное место возле белого надтреснутого камня. Аккуратно наклоняясь и раскладывая их, Антон тихо, совсем неслышно, напел знакомый мотив и почувствовал, как голос уносит ветер. Неужели он ещё не разучился петь?..
Сидя на четвереньках и перебирая лепестки лилий, он поднял глаза.
Калужная Людмила Константиновна
20.11.1970 ― 05.05.2001
– Здравствуй, мама.
– Ну, Милочка, он просто упал с дерева, с кем не бывает? ― смеётся отец, подхватывая Антона на руки и кружа по комнате. Семилетний Антон хохочет, за окном расцветает майская сирень, в комнате пахнет яблоками и цветами, и жизнь прекрасна, думает Антон, и прожить бы как можно дольше! Мама смотрит обеспокоенно, но улыбается тоже.
Отец заставляет много учиться и уезжать на всю неделю в этот ненавистный интернат и его, и Лёшку, но зато никогда не ругает за драки и выходки. Мама только всплескивает руками, и по выходным, когда они возвращаются домой, сажает Тошу к себе на колени и играет ему на большом белом рояле что-то печальное и светлое, и напевает колыбельную про Христа, ослика и Марию, а голубые занавески их загородного калининградского дома треплет весёлый весенний ветер.
Жизнь прекрасна, думает Антон. И у них она вся впереди.
– Её смерть убила папу, ― тихо вздохнула Мия за спиной. Антон качнул головой.
– Он ошибся.
– Ошибся?.. В чём?
– Во всём, Мия, ― отрезал он.
– Легко тебе говорить, ― начала она чуть обиженно, и он развернулся слишком резко. ― Прости… Я слышала… Слышала, что из твоей роты в живых осталось одиннадцать…
– Он ошибся, Мия. Помнишь, что с ним стало? ― слабо улыбнулся он, закрывая глаза и касаясь рукой холодной земли. ― Он забыл её. Она для него умерла. Совсем. Её не стало, и он похоронил её не только в земле, но и в душе. Её не стало для него. Совсем. А она ведь есть…
– Это так серьёзно, Саша? Ты уверен, что нужно ехать? Мне жалко дом, ― Антон стоит в дверях и видит,