Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева
вы?.. Скажите им, чтобы остановились, чтобы… Чтобы не копали!.. Этот шум… Я чувствую, как здесь дрожит воздух, и всё трясётся, я чувствую, и она сейчас взорвётся…
– Стой, тихо, тихо… ― прервал он её, пытаясь собраться с мыслями и заставить своё сердце стучать ровно. Нужно выудить из затухающей, сбивчивой речи отдельные слова…
– Что случилось? Что взорвётся?
Она молчала ещё несколько секунд, и Антон готов был поклясться: он слышит стук её сердца.
– Бомба.
– Что?
– Здесь бомба, и она не разорвалась, ― Антон почти не слышал её голос. Угадывал.
– Прекратите копать! Немедленно!!! ― заорал он, прижав трубку к плечу. Не нужно, чтобы она слышала. ― Остановитесь, здесь всё к чертям взлетит на воздух!
К ним подбежал начальник смены. Взглянул деловито. Антон не знал, что он там увидел в его выражении лица, но старик побледнел, мгновенно махнул рукой рабочим, и непрерывный гул затих.
– Там неразорвавшаяся бомба. Ты уверена, Соловьёва? ― он снова прижал телефон к уху. ― Послушай меня, там темно, может, ты ошибаешься? Ты можешь сказать точно, что видишь, что на ней написано? Как она выглядит? Может быть, это вообще не бомба?
– Это она, ― снова неслышно выдохнула Соловьёва, не ответив ни на один вопрос.
– Хорошо, ― он едва протолкнул это слово через свои связки.
Я верю тебе. Всему, что ты скажешь.
– Подожди, Соловьёва. Сейчас. Подожди.
Снова быстро приложил трубку к плечу.
– Это бомба. Неразорвавшаяся бомба.
– Нужно объявить эвакуацию, ― качнул головой Назар.
– Вызывать сапёров и продолжать без какой-либо техники. Мы нескоро доберёмся до неё. Вы же понимаете меня? Я не знаю, герметично ли то место, где она находится, и я не знаю, сколько там воздуха, ― рабочий сдвинул брови.
Секунда, чтобы понять.
– Объявляйте, ― он сжал челюсти.
– И дайте нам помочь, ― кивнул Назар.
Где-то заорал рупор, полицейские начали всерьёз оцеплять территорию, прогоняя столпившихся зевак. Кретины. Нашли, на что смотреть.
Он пошёл за Максом к тому месту, где по предположениям этих чёртовых рабочих должна была быть Соловьёва. Снова приложил телефон к уху.
– Давай, просто слушай меня, хорошо? Просто слушай мой голос.
– Что будет с бомбой? ― затравленно прошептала она. ― Бомба… Как они будут… Они всё равно найдут меня?
– Конечно. Конечно, найдём. А теперь послушай меня очень внимательно. Там есть хоть какой-то свет? ― он зажал телефон ухом, натягивая перчатки, поданные Назаром.
– Я ничего не вижу, здесь темно, очень холодно… ― снова начала задыхаться она. Не плакала… Лучше бы плакала.
– Стой. Нет, ― сказал он слишком резко, вздохнул и продолжил спокойней: ― Я понимаю, что тебе страшно, ты не хочешь ни о чём думать, ты хочешь только выбраться…
– Да, ― она дышала в трубку, и ему казалось, что он слышит признаки приближающейся пневмонии.
– Тогда посвети мобильником вокруг, посмотри, что там, сколько вокруг тебя места. Ты можешь встать?
В