Триады. Михаил Дынкин
уносишься в машине
с зашедшим корешем Страшилой.
Потом, ввалившись в бар «Сезам»,
вы пьёте огненную воду
и превращаетесь по ходу
в двух некрылатых обезьян.
Хозяйка бара Марта Гудвин
слетала в Город Изумрудный,
преобразилась прямо, вон
как загорела… Тянет гарью.
И дровосек Железный Гарри
глядит на Марту светским львом.
Орки идут в атаку стальною цепью.
Гоблины наступают железным клином.
Карлик украл кораллы у Клары Цеткин,
спасся от коминтерновцев у кикимор;
весь посинел, распух, наглотался дряни
да заложил кораллы в ломбард Кощея.
Выпили хоббиты, Гэндальфу в морду дали,
а протрезвев, побежали просить прощенья.
Ладно, неси нам, Бильбо, пирог с корицей.
Сам не пойму, что это я волнуюсь…
Заночевал Иванушка у сестрицы,
утром проснулся – рядом лежит Анубис.
Прячет глаза, мнётся, башка шакалья,
тянет слона за хвост, а кота за хобот.
Шёл, говорит, из Мордора в Зазеркалье
да и попал в ваш Изумрудный город.
Джинны спалили всех дуболомов Урфина.
Выволокли из дворца ящики с изумрудами.
Жёлтый туман рассеялся. Брезжит утро и
некому вызволять самозванца Гудвина.
Переоделся в старой служанки платье он
и был таков. Джинны созвали жителей.
Всё, говорят, кончилась автократия.
Славьте же, идиоты, освободителей.
Перелицуем смрадные ваши капища
в небо пронзающие мечети мы.
А в Преисподней Шайтан потирает лапищи;
всем, кто в него поверит, сулит бессмертие.
Что же ты плачешь? Топай в кроватку, девочка,
маленькая марранка, еврейка, дурочка.
Элли в своём Канзасе получит весточку,
вызовет бурю и прилетит на выручку.
Один, в пустой квартире, включишь телик,
сидишь и тупо смотришь всё подряд:
как лопаются пузыри истерик,
как хлопаются в обморок, горят
на производстве, произносят речи,
танцуют на коньках и без коньков.
А ты сидишь и коротаешь вечер,
покуда самолёты мотыльков
под солнцем лампы мечутся. Им страшно
и весело, а может, всё равно.
Тому, большому, явно сносит башню
сухое светоносное вино.
А эти двое экономят силы,
но вот столкнулись, вспыхнули, сплелись…
Да ты и сам, больной и некрасивый,
поднялся вверх и в воздухе повис.
Висишь и ничего не понимаешь,
одновременно мёртвый и живой;
когда летишь, на правое хромаешь -
оно помято и обожжено.
Что там за тип у телика уселся,
опутал стул системой корневой?
В мучнистом теле крохотное сердце
стучит-не достучится до него.
Сначала лошадь яблоней была,
зимою мёрзла, а весной цвела -
вся в белом, настоящая невеста,
но