Зов Юкона. Роберт Уильям Сервис

      Я часто в тоске, с Писаньем в руке, глядел за ручей сквозь окно

      И думал: разлад лишь радует Ад, и ссориться с ближним грешно!

      Но знал я, что он – во тьму погружен и хочет устроить так,

      Чтоб – жарче огня – дошла до меня вся злоба его сквозь мрак.

      Я ночью и днем на дом за ручьем глядел, ожидая бед;

      Знал – время придет, и этот урод устроит мне страшный вред,

      Что замысел тот давно в нем живет и жжет его каждый час;

      Я Небо просил, мольбу возносил, чтоб Бог от гибели спас.

      Что, псих я? Ну да! Так все и всегда безумны – на чей-нибудь взгляд.

      Ты сам-то взгляни на то, как они в ночи многоцветно горят;

      Послушай-ка, брат, как в небе шипят они, воплощая порок;

      Столкнувшись – шумят, как взрывы гранат, и искр извергают поток.

      Коль щупальца их – шипящих шутих – ползли бы к постели твоей —

      Ты б гада убил, который впустил к тебе электрических змей!

      Я видел средь них гадюк голубых, бесшумно вползавших ко мне;

      И тех, что страшней, – зеленых червей, что лезли, шипя, по стене.

      На них я глазел, от ужаса бел; кровь в жилах замедлила бег.

      Видал Голубых, Зеленых, иных; но Красные – хуже всех.

      Сквозь дверь и окно, любое бревно, сквозь пол, потолок и очаг

      Ползли они в дом, пылая огнем, и выли, как свора собак;

      По дому ползя, шипеньем грозя, других пожирали червей…

      Их пасти в огне тянулись ко мне – все ближе к постели моей!

      И самый большой был рядом со мной; к стене я прижался, крича;

      Главарь всех червей был много красней, чем красный наряд палача.

      Подполз этот змей к постели моей – а щупальцы, как провода!

      И пламя во рту! В холодном поту я с ужасом глянул туда —

      Обжег меня жар! Как будто кошмар, тот взгляд немигающий был,

      Но спас меня Бог! Швырнуть в него смог я Книгу – и он отступил;

      Издал он на миг пронзительный крик – и в панике скрылся в тень.

      Дождался я дня… Никто до меня не встретил столь радостно день!

      О Боже, я жив! Ружье зарядив, прокрался я через ручей;

      Лежал он пластом, меж явью и сном, укрывшись одеждой своей.

      И я увидал, что близок финал: на деснах его – чернота,

      И ужас в глазах, и кровь на губах, беззубого рта пустота.

      Такого лица почти мертвеца вовек мне забыть не дано;

      Взгляд – мутный, больной, пронизан тоской, просящий и жалобный… Но —

      Припомнил я ИХ, страшилищ ночных, взглянув на жертву цинги;

      На лоб ему ствол я тут же навел, чтоб вышибить к черту мозги.

      Он был очень плох; он вскрикнул – но вздох был слышен едва изо рта:

      «О Питер, прости! Ружье опусти! Клянусь – я поверил в Христа!»