«СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений. Игорь Рабинер
и назывался – ЗОЖ.
Бывший пятиборец уровня сборной Союза, Коршунов был – да и сейчас, по словам тех, кто встречал его в последнее время в Нью-Йорке, в свои почти восемьдесят остается – человеком какого-то нереального здоровья. Его рабочий кабинет был превращен в кухню, где что-то постоянно жарилось, варилось, шкворчало и кипело. В этом дыму и чаду сидел у окна хозяин и писал от руки свои колонки о здоровье, причем если мысль стопорилась и рука останавливалась, то вся страница безжалостно комкалась могучей рукой и отправлялась в корзину, а чтобы начать новую, требовалось перечитать последнюю строчку предыдущей. И вот захожу я к Корове (его официальное прозвище – Коршунов действительно был похож на громадного быка) узнать, к примеру, читал ли он в вышедшем номере мое интервью со знаменитым пятиборцем Анатолием Старостиным, который на ту пору был дисквалифицирован за якобы употребление допинга. «А, Серега, – поднимал он голову от своего очередного опуса. – Читал, читал, и мне даже местами понравилось. Мне тут шампанского крымского подвезли – давай с него начнем, и вот что я тебе скажу, хоть ты ни хрена в пятиборье и не сечешь…»
(К вопросу о прозвищах. Обычно они не шли дальше производных от фамилии: Кудрявцев – Кудрявый, Кучмий – Кучма, Трахтенберг – Трах, Россошик – Рассольник, Вайцеховская – Вайца, Микулик – Микула. Но бывали и исключения – так, Мишка Дмитриев, сам называвшийся Длинным ввиду его действительно немалого роста, с первого дня появления в редакции Вовчика Титоренко прозвал того Пуделем, и кличка моментально прижилась, поскольку полностью, от характера и до прически, соответствовала носителю.)
Напитки у Коровы-Коршунова нередко бывали угощательными – их несли постоянно заглядывавшие в редакцию любители бега на длинные дистанции из Подмосковья, лыжники-марафонцы из Карелии, пловцы, переплывавшие Волгу в самом широком месте, и всякие-разные другие здоровяки, приносившие с собой, помимо напитков, настоев и отваров, грибы-ягоды, овощи-фрукты и много чего еще. Остальное Коршунов докупал сам – в его логове можно было бы при желании легко перезимовать, не выходя на улицу. Но Анатолий Михалыч все же появлялся в свете – несколько раз на неделе он ужинал в ресторане Дома журналиста, где его всегда обслуживали самые резвые официанты: «Молодой человек, я ненавижу ждать, поэтому всегда плачу за скорость». Физкультурники шли к нему, как к гуру, и если иногда расстраивались, наблюдая, до какой же степени антиздоровый образ жизни ведет их духовный наставник, то Корова легко их успокаивал, изящно приподнимая двумя пальцами за одну ножку табуретку, либо исполняя «уголок» на подоконнике. Из спортивно развитых гостей такое повторить могли единицы.
Еще Коршунов обладал талантом доставать деньги на выпивку просто из воздуха. Например, однажды он занял у Юлия Сегеневича, заместителя редактора отдела футбола, пятьдесят рублей и слегка задержался с отдачей долга. Как выяснилось – намеренно. Сегеневичу вскоре подоспел 50-летний юбилей, и на отмечании Корова