Пейзажи этого края. Том 1. Мэн Ван
Из-за меня Дильнара…
Я слишком много говорю. Вернемся к основной теме. Вдруг явилось дурное знамение, комета, ядовитая змея в очках, волк на двух ногах – Мулатов. В начале апреля он пришел в наш дом и стал рассказывать отцу про XX съезд КПСС, про то, что «человек человеку друг, товарищ и брат», про «всенародную партию» и «всенародное государство». Он и отец долго и много шептались, очень долго. Потом отец расправил плечи, брови насупил, говорить стал громче. Все эти годы он был как высушенная рыба, а приход Мулатова его оживил. Не до конца, конечно, – если сушеную рыбу подержать в теплой воде, то она разбухнет и станет похожа на живую. Но только похожа. Мне отец сказал:
– Собирайся, мы возвращаемся.
Я спросил:
– Куда возвращаемся?
Он ответил:
– В Советский Союз.
Мне уже двадцать шесть лет; за эти годы я слышал от него названия чуть ли не всех стран на свете, но никогда не слышал о Советском Союзе, никогда он не говорил «Россия», или «Украина», или «вернемся». И я испугался. Вы же знаете, я много лет работаю на мельнице, мало занимался политической учебой. Что Хрущев ругает Сталина, я, конечно, из разговоров на мельнице знаю. Я же не настолько глупый, чтобы не понимать ситуацию; если Советский Союз стал для отца «его страной», то для меня-то это не так. У отца в душе все стало холодно и четко до предела, я же, напротив, совершенно ослаб и размяк. И еще – у меня ведь никогда даже в мыслях не было уехать из Китая! Как оставить золотой купол городской мечети в Инине, как оставить цветущие на берегах реки Или ирисы, а речные долины? а родных мне односельчан? Что уж говорить о жене – ее любовь и преданность родной стране так же полна и совершенна, как ясная луна в полнолуние. Она вырезала из журнала «Жэньминь хуабао» фотографию площади Тяньаньмэнь и повесила ее в нашем новом доме – может быть, в этом главная причина, что отец так презирает свою невестку. За эти полгода он даже не взглянул на нее, не сказал ни слова. И Дильнара с ним не разговаривает. Поэтому я без колебаний ответил отцу:
– Не поеду!
– Что? – он вспыхнул.
– Что делать в СССР? Что там есть моего? Я родился в Китае, вырос в Китае, я – китаец…
– Ты сукин сын! – Он стал ругаться, кричал, что убьет меня. Я тоже сжал кулаки и смотрел ему прямо в глаза. Короче, он уехал один.
А потом была ночь тридцатого апреля. Днем жена помещика, Малихан, говорила мне всякие нехорошие слова. Ночью я ворочался, все не мог уснуть. Вдруг сквозь шум ветра слышу – какое-то движение, вышел – шум доносится со стороны склада, пошел туда – и получил по голове.
Управление безопасности уезда меня арестовало, и я подумал: «Мне конец! Правильно говорила Малихан». В уезде меня продержали пять дней, и эти пять дней стали для меня самым ценным уроком. Товарищи в Управлении безопасности были строги, но справедливы, разбирались по сути; они терпеливо разъясняли мне политический курс, и я понял, прочувствовал, насколько справедливо, правильно,