Трилогия Крысы (Слушай песню ветра. Пинбол-1973. Охота на овец. Дэнс, дэнс, дэнс). Харуки Мураками
скупых словах выразить сокровенное.
«На самой святой из всех святых книг в моей комнате – на телефонном справочнике – я клянусь говорить только правду. Жизнь – пуста. Но известное спасение, конечно, есть. Нельзя сказать, что жизнь пуста изначально. Для того, чтобы сделать ее напрочь пустой, требуются колоссальные усилия, изнурительная борьба. Здесь не место излагать, как именно протекает эта борьба, какими именно способами мы обращаем нашу жизнь в ничто – это выйдет слишком долго. Если кому-то непременно нужно это узнать, пусть прочтет Ромена Роллана – Жан Кристоф. Там все есть.»
Почему «Жан Кристоф» так привлекал Хартфильда, понять несложно. Этот неимоверно длинный роман описывает жизнь человека от рождения до смерти, в строгой хронологической последовательности. Хартфильд придерживался убеждения, что роман должен быть носителем информации – таким же, как графики или диаграммы. И достоверность этой информации прямо пропорциональна ее объему.
«Войну и мир» Толстого он обычно критиковал. Не за объем, конечно, а за недостаточно выраженную Идею Космоса. Из-за этого изъяна впечатление от романа оставалось у Хартфильда дробным и искаженным. Выражение «Идея Космоса» в его устах звучало обычно как «бесплодие».
Любимой книгой он называл «Фландрийского пса»[10]. «Как вы думаете, – спрашивал он, – могла бы собака отдать жизнь за картину?»
В одном интервью репортер спросил Хартфильда:
– Герой вашей книги Уорд погибает два раза на Марсе и один раз на Венере. Разве здесь нет противоречия?
На что Хартфильд ответил:
– А вы разве знаете, как течет время в космическом пространстве?
– Нет, – сказал репортер. – Но таких вещей не знает никто!
– Так какой же смысл писать о том, что знают все?
У Хартфильда есть рассказ «Марсианские колодцы» – вещь для него необычная, во многом предвосхитившая появление Рэя Брэдбери. Читал я ее очень давно и в деталях не помню. Но сюжет примерно такой.
По поверхности Марса разбросано неимоверное множество бездонных колодцев. Известно, что колодцы марсиане выкопали много десятков тысяч лет назад. Но самое интересное – что они аккуратнейшим образом обходят подземные реки. Зачем марсиане их строили, никому не ясно. Собственно говоря, никаких других памятников, кроме колодцев, от марсиан не осталось. Ни письменности, ни жилищ, ни посуды, ни железа, ни могил, ни ракет, ни городов, ни торговых автоматов. Даже ракушек не осталось. Одни колодцы. Земные ученые не могут решить, называть ли это цивилизацией – а между тем колодцы сработаны на совесть, ни один кирпич за десятки тысяч лет не выпал.
Конечно, в колодцы спускались искатели приключений и исследователи. Но колодцы были так глубоки, а боковые туннели так длинны, что веревки никогда не хватало и приходилось выбираться обратно. А из тех, кто спускался без веревки, не вернулся никто.
И вот однажды в колодец спустился молодой парень, космический бродяга. Он устал от величия космоса и хотел незаметно погибнуть. Пока он спускался, колодец казался ему
«Фландрийский пес» (1871) – сентиментальная детская повесть английской писательницы Уиды (1839–1908).