Эксклюзивное право на любовь. Рената Окиньская
такого давления. Собрал вещички, покидал в чемодан и уехал на две недели – подумать. Все две недели проторчал у друга и сломал всю голову, пытаясь найти выход. И решился.
Ехал обратно, как на крыльях летел. Они с женой уедут. Будут жить отдельно. Пусть будет тяжело, пусть будет не хватать денег, это все решится со временем! Он хотел, чтобы его милая ни в чем не нуждалась, но понял, что дальше жить под одной крышей все вместе они точно не смогут…
Приехал. Мама встретила ласково, обнимала, целовала. Она аж светилась от счастья.
– А где?..
– Ушла! – отрезала мать, не давая ему даже спросить. – Уехала. Заявила, что не хочет всю жизнь с маменькиным сынком жить. Наговорила мне тут всего… Дрянь такая! И про тебя такое говорила, сказать стыдно!
Это было ударом. Он уже напредставлял себе их новую счастливую жизнь, а тут как ушат холодной воды…
Конечно, он ездил за ней. Умолял вернуться, попробовать заново, сначала, на новом месте, только вдвоем. Но что-то сломалось в ней за те две недели. А может и раньше.
– Хочешь свое счастье найти – живи один. Или с матерью живи, но тогда девушкам голову не морочь. Она жизни никому не даст. Она же чокнутая у тебя! Так что решай сам, как тебе дальше быть. Будь счастлив!
И все. Закрыла перед ним дверь.
Этот стук закрытой двери, такой окончательный и бесповоротный, долго еще его преследовал. Нет, он бы не сдался так просто, он бы боролся, если бы не прочитал в ее глазах так ясно – это конец! Абсолютный. Черта, из-за которой нет возврата.
Как же плохо ему тогда было!
Несколько дней потом он старался с матерью совсем не общаться. Боялся, что если хотя бы просто заговорит с ней, то не выдержит, сорвется, нагрубит… И мать ходила вокруг него кругами, тихая, грустная. В глаза заглядывала, все ластилась к нему. Потом однажды не выдержала. Схватила его за руку, когда он собирался выйти из дома воздухом подышать.
– Андрюша, сыночек, ну за что ты так со мной? – и разрыдалась. Да так горько и так искренне, что он растерялся. И растаял. Это же была его мама.
– Ты прости меня, сын, – говорила она потом, чуть успокоившись, – может я и не права была, что так поступаю. Не хотела тебе говорить, это ж все-таки тяжело так… Только понимаешь, не один раз я уже замечала, как твоя женушка другим глазки строит.
– Мама! Ну что ты такое говоришь?
– Знаю я, что говорю! – оборвала она его. – Это тебе любовь глаза застила. А мне со стороны все ой как видно было! Как она, не стесняясь, из-за твоего же плеча другим авансы делала!
– Мама!
– Да, сын, так и было! – горячо воскликнула она. – Не веришь мне, вон, соседей спроси – Марью Юрьевну там, или Петра Васильевича… Да хоть кого! Ты один как слепой ходил, а так-то вся округа в курсе!
Андрей совсем сник. Спрашивать он, конечно, никого не стал. И в глубине души ну никак не мог поверить, что бывшая его жена могла ему изменить! Нельзя же, в самом деле, притворяться такой влюбленной, а потом быть еще с кем-то? Да и зачем?
Но ведь и мама врать не станет!