Исповедь Тамары. Премия им. Н. С. Гумилёва. Тамара Рыбакова
Лёнька крикнул в ответ: «Прощай, Максимов! Мы знаем, на что идём. Сначала мы их – гадов, а там что будет!» Они ринулись к казармам, перебили всех конвоиров до последнего. Кто-то успел вызвать подмогу, и всех бунтовщиков расстреляли. И Лёньку тоже. Папа потом удивлялся, что я ни ему, ни маме никогда не рассказывала о том, что подкармливала чужих голодных, несчастных деток, отрывая от своего скромного куска. Но гордился и часто маме говорил: «Если бы не наша дочь, меня бы не было уже давно»…
Пауза затянулась до августа 2016 года. Продолжу. Хочется еще рассказать о папе и о маме. В лагере он полагал, что дети и жена вместе. Переписка была запрещена. Разрешалось написать только 1 письмо в год, без жалоб на судьбу. О том, что маму арестовали, что мы, дети, чудом оказались в Анжерке у бабы Мани и деды Вани (приемных родителей моей мамы), он не знал. Мама отбывала срок в Томске-7, где были тогда радиоактивные заводы. На них работали заключенные безо всяких средств защиты. Там у мамы началась страшная экзема, раны кровоточили, на пальцах обнажались косточки, но от работ не освобождали. Летом 1954 года её освободили по амнистии из-за несовершеннолетнего сына Николеньки. Её здоровье было полностью разрушено: ни одного относительно здорового органа в организме не было. От потрясения у неё случился седьмой по счёту инфаркт. Она пролежала в больнице 6 месяцев, где её спасала жена друга юности папы Николая Слободчикова – Мария Степановна, удивительной доброты человек. Папу реабилитировали в январе 1955 года. 21 января в калитку бабонькиного дома постучали. Я была в детской комнате, а мама с бабонькой – в большой комнате. В этот день маму выписали из больницы, я привезла её домой, попросив соседа дядю Мишу Хасанова, занимавшегося извозом (у него была лошадь), помочь перевезти маму на телеге осторожно. Посадили маму в подушках на стуле, она была очень слаба и худа (кожа и кости). На стук в калитку мама встревожилась, но бабонька успокоила: «Это, наверное, к Томе». Я не спешила, знала, что ко мне никто не должен был в этот вечер прийти, тем более в 11 часов вечера. Стук повторился, но уже настойчивый, нетерпеливый. Я вышла на крыльцо и спросила: «Кто там?» Голос, показавшийся мне знакомым до боли, словно из другой жизни, ответил: «Я». Не веря своим ушам, смятению души, я переспросила: «Кто???» Ответ: «Да я». Это был папа. Он по голосу решил, что это его любимая Лёля. Я закричала «Папа!!!» и сиганула через высокие перила, бросилась на шею папе. Вслед за мною выскочил Коленька с криками: «Папа, папа пришёл!» Мы поднялись в дом. Около печки, пританцовывая, прихлопывая в ладоши, бабонька повторяла, как безумная: «Папа, папа пришёл». Мамочка не смогла встать, я сказала папе, что мамочка после инфаркта и очень слаба, он осторожно вошёл в комнату, осторожно обнял маму, и так долго они молча в объятии пребывали. От потрясения они не могли ни говорить, ни плакать. Я выбежала на улицу и кричала, чтобы все слышали: «Наш папа вернулся! Наш папа вернулся!» Соседи выбегали,