Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой
волосы, но не глядя ей в лицо.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась. И ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, слышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et fausses dents comme si elle voulait défier les années et même les souvenirs de son terrible mari.[1250] Xe, xe, xe.
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз восемь слышал при посторонних князь Андрей от своей жены. Он тихо вошел в комнату. Княгиня говорила одна, перебирая петербургские знакомства, воспоминания и даже фразы. Она сидела толстенькая, румяная, с ногами на диване и неумолкаемо болтала. Она жалка показалась мужу. Он погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Когда Андрей присоединился к ним, ее разговор не переменился, она перебирала знакомых, только теперь вспомнила о княгине Д., которая жила в деревне с мужем и рожать приехала в Петербург.
– C’est l’opposé de ce qui m’arrive,[1251] – сказала она.
– Неужели ты в самом деле в ночь едешь? – сказала она.
– Что делать… – он помолчал и прибавил, – мой друг, – видимо стараясь быть как можно мягче.
– Андрей, поезжай в воскресенье, для меня.
– Нельзя, ma chère amie[1252]… я и так просрочил отпуск. Ежели я не догоню Кутузова на границе в Радзивилове, мне будет очень трудно.
– А мне так страшно, так страшно. Одной.
– A Marie – ты ее и не считаешь, а она тебя так любит.
Княгиня подвинулась к Marie и засмеялась своим милым смехом и пожала ей руку и поцеловала ее.
– А я как полюбила cette chère Marie,[1253] – сказала она мило и с тактом, поправляя сделанную неловкость. Но почему то казалось, что эта любовь к Мари, о которой она говорила, не имела никакой цены.
[Далее со слов: На дворе была темная осенняя ночь, кончая: Мне и так совестно, что я вам на руки оставляю беременную… – близко к печатному тексту. Т. I, ч. 1, гл. XXV.]
– Петербургскую манеру оставь. Скажи: сделайте то то и то то.
– Ну так вот что сделайте: когда жене будет время родить, в последних числах ноября, пошлите в Москву за акушером – он предупрежден. Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, я согласен, и что из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела и она боится.
– Она и есть, – про себя проговорил старый князь и продолжал дописывать. – Я сделаю. Она и есть, она и есть, – повторял он.
– Кто она?
– Твоя жена.
– Что она?
– Дура, – коротко, как один слог отрезал князь и, расчеркнув свою подпись, начал свертывать письмо.
– Вы бы могли мне этого не говорить, батюшка, – печально и строго сказал Андрей.
– Я за обедом вникал. Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие. Ты не бойся,[1254] никому не скажу, а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку выше локтя костлявой маленькой
Нет, представьте себе, старая графиня Зубова с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами [и даже над памятью своего ужасного мужа.]
[Как раз наоборот, чем со мной,]
[мой милый друг…]
[эту милую Мари,]