Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой
сидеть.
– Первое время я соглашаюсь быть его адъютантом, но потом я должно быть возьму отдельный отряд, – продолжал князь Андрей, обращаясь к Pierr’y.
– André, разве ты едешь в армию? – вдруг испуганно спросила княгиня.
– Нет. Русские будут драться, а я буду ездить в Петербурге на обеды к вашим родственникам, – сказал он резким раздраженным голосом.
– M-r Pierre, он точно едет? – спросила княгиня, готовая плакать. Pierre удивленно через очки смотрел на эту сцену, не зная, что отвечать.
– Я три часа при вас об этом говорю, – продолжал князь, все более и более раздражаясь, – да вы видно заняты так мыслями о разговорах князя Иполита Курагина, что вам это не интересно.
– André, за что ты ко мне так переменился?[1270]
– Ежели вы хотите делать сцены, то увольте от этого Pierr’a. Идите спать.
– Ты е-дешь в ар-ар-мию… а я?…
– Когда вам нужно будет знать, вы всё узнаете, идите спать
– Пойду. Прощайте m-r Pierre. Какой вы спорщик, – сказала она, покорно вставая и улыбаясь.
Она поцеловала его в лоб и, шумя платьем, вышла из комнаты. Она сопела и, как ребенок, едва могла держать слезы.
«Что же делать, что я не могу ее любить», сказал он сам себе.
* № 12 (рук. № 51. T. I, ч. I, гл. VII).
– André, не говори этого, не говори больше, – рыдая проговорила княгиня, – я не буду больше говорить, я уйду, я сделаю всё, что ты хочешь, я не буду говорить, чтобы ты не ездил в армию, – и она встала и собиралась выйти.
Pierre дышал тяжело и готов был плакать. Он не мог переносить вида чужого страданья и встал тоже в нерешительности.
– Прощайте, прощайте, – заговорил он, протягивая руки. – Извините меня пожалуйста. Мне надо поскорее.
– Куда надо? – спросил князь Андрей.
– Я обещал к Анатолю. Прощайте.
– Да ты мне дал честное слово не ездить к нему больше.
– Я не поеду, я домой. Прощайте, – и он торопливо вышел.
Оставшись одни, князь с княгиней замолчали, как будто, как это часто бывает, они только для постороннего говорили то, что они говорили.
– Пора спать, – сказала княгиня. – Я ухожу. Ты не сердись на меня, André. Я никогда не сержусь.
– Я только замечу тебе, – сказал князь Андрей уже мягче, чем при Pierr’e (и он говорил уже ты, а не вы. Хорошо ли, дурно было его положенье,[1271] он видно понял, что надо сносить его). – Я замечу тебе только то, что ежели бы я разлюбил тебя, как ты говоришь, такие сцены, как сейчас, не способны заставить меня полюбить тебя. Напротив…
– André, ты верно опять полюбишь меня? Верно всё вернется. Я это чувствую. Рано или поздно, а всё вернется. Я чувствую это, потому что я не переменилась к тебе.[1272]
– Идите, идите и выпейте этих капель, что Lorrain вам прописал…
Она вышла.
– André, только когда ты вернешься, не было бы поздно, – сказала она, остановившись у двери.
– Выпейте капель.
Княгиня была в слезах и держала в руке розовую записку Иполита.
– André, c’est un billet doux![1273] – говорила она сквозь рыданья, подавая ему записку. – Я не знаю за что, чем я виновата. Я ничем не дала повода.
[– Андрей, это – любовная записка!]